— Ах, вот!.. Теперь все ясно. Вечно она меня замуж выдает! Нет никакого пилота, поняли? И никто вас не вызовет на дуэль, так что давайте разговаривать и катапульту не трогать.
— Дайте честное слово, — сурово потребовал Федор Иванович.
— Ну, даю. Честное слово.
— Хорошо. С чего же мы начнем?
Она начала искать что-то на краю канавы. Потом наклонилась и сорвала какой-то жиденький стебель с яркими желтыми цветками.
— Природа сейчас излечит нам все страдания незримые. Что это такое? Я в первый раз вижу.
— Это? — Федор Иванович взял стебель, свел брови. — Это, действительно, нечасто встретишь. Потентилла торментилла, вот что это. Калган. Слышали такое название?
— Ого! — она почти с ужасом на него посмотрела. — Ничего себе… Я бы ни за что не определила. Потентилла — как дальше?
— Торментилла. Калган, или, еще его называют, лапчатка. А вот я сейчас… Сейчас я вам… — поискав в траве, он сорвал что-то. — Что это?
— Плантаго! — торжествуя, сказала Елена Владимировна.
— А какой плантаго? Подорожников много. Майор, минор, медиа…
— Ну, это, конечно, не минор…
— Майор. Плантаго майор. Видите, черешок длинный и желобком.
— Хорошо. Федор Иванович, а почему страдания незримые? — она заглянула ему в лицо.
— Разве вы ничего не видели?
— По-моему, торжество справедливости должно вызывать прилив…
— Но это так неожиданно, это торжество… Я вам прямо скажу: такие дураки мне еще не попадались. Да еще среди «своих».
— Ну, у наших с Иваном Ильичом ребят такого вы не найдете. Если мы и будем вас надувать, то по крупному счету. По рыцарскому.
Они остановились. Он посмотрел ей в глаза. Она не отвела взгляда.
— Имейте в виду, я буду глубоко копать, — сказал он.
— Ну и что? Вот вы копаете и устанавливаете, что я морганистка, льющая воду на мельницу…
— А это я и так знаю. Я читал вашу диссертацию. По-моему, о преодолении нескрещиваемости… Там есть спорные места… Так что ваше лицо мне ясно. — Посмотрев ей в лицо, он улыбнулся. Она так и подалась к его улыбке. Но он ничего не заметил и не понял возникшей паузы. — Как вы учите студентов, мы знаем, — продолжал он. — Цвях сидел в вашей группе. Говорит, товарищ Блажко учит студентов правильно.
— Но я чувствую, Федор Иванович, по вашей хватке, кому-то из нас придется сушить сухари. А? Это не мои слова. У нас на кафедре об этом шепчутся многие.
— Лично я выгнал бы этих двоих… И больше никого. Пока…
— Вы сейчас сказали рискованную вещь. Я вижу, вы мне верите.
— Нет. Не верю. Но знаю, что вы меня не продадите. И потому отдаю вам все мое. Беритя!
