— Ты одна живешь? — когда мы паркуемся возле моего дома (как хорошо он знает город!), мужчина-таки задает вопрос. Первый за весь путь.
Я киваю. Вот уже как шесть лет. Но это ему знать необязательно.
— Тогда я поднимусь.
Опять же без возражений, Ветер. Иди куда хочешь.
Мой старенький лифт едет вечность. Этажи на полуразбитой панели сменяются вечность. Подъем на три ступеньки перед моей квартирой — вечность. Зато ключи нахожу быстро — они всегда в левом кармане, под кошельком. Что странно, мужчина даже не смотрит на него. Нацелен на большее? Тогда его ждет разочарование — мои финансы можно пересчитать по пальцам одной руки.
В прихожей, которую я оставила пять часов назад, ничего не изменилось. Те же два стула и тумбочка. Те же крючки на восточной стене и открытые антресоли на западной. В их глубине проглядывает стеганное одеяло бабушки, подаренное ею много лет назад.
Мой сопровождающий закрывает за нами дверь и скрещивает руки на груди. Безмолвно глядя на него, я жду дальнейший действий — любых. Мало чем меня сегодня удивишь, а пальто, к тому же, уже расстегнуто.
— И долго действует твоя травка? — щурится он. При свете шрам видно куда лучше, вплоть до тоненькой ниточки вспухшей кожи на веке, но не похоже, что бы это его смущало.
— Я не курю, — отметаю такое предположение, нервно облизнув губы — ещё сладкие от пудры. Вроде как надо бы и разуться, но странное оцепенение не дает пошевелиться. Я чувствую все внимание Коршуна, направленное на меня, и оно, если признаться честно, не дает даже ровно дышать.
— То есть это — твое нормальное состояние?
— Вполне.
— Не густо, — угрюмо докладывает он.
— Как есть.
Мужчина берет паузу. Глядит на меня с интересом, но в то же время с издевкой. Даже не завуалированной. Опирается спиной на дверь.
— Если я сейчас уйду, вены не перережешь?
Я наконец-то могу снять обувь. Тепло квартиры постепенно, но возвращает мне способность двигаться. Вешаю в шкаф пальто, когда, не оборачиваясь, говорю ему:
— Уйди и узнаешь.
Мгновеньем позже я чувствую на плечах руки. Руки с длинными пальцами и неожиданно твердой, едва ли не мозолистой кожей.
Он говорит так же нагло, как я, и даже псевдо-ласковым голосом. Шепчет на ухо:
— Только попробуй.
Я загадочно улыбаюсь. Я испытываю его.
Дожидаюсь, пока выпустит, и, пожав плечами, ухожу в направлении ванной. Мужчина, не снимая обувь, идет за мной. Разница — в два шага. Не верит. Правильно.
В безмолвном ожидании он замирает у дверного косяка, когда я роюсь в ящичках уборной, ища то, чем надеюсь поддразнить его. Тампоны, ватные шарики… а вот и они.
