Рассеяно киваю, ощущая, как сгорает в венах адреналин, и отчаянье разливается по организму. Ещё пара секунд, и вот я уже на диване в комнате отдыха. Улыбающаяся сочувственной и ободряющей улыбкой медсестра, та самая, которую я видела в коридоре, протягивает мне стакан воды. Лениво выпиваю её, возвращая пустой стакан обратно. В голове — полная каша. Не понимаю ничего. Кляну и себя, и целый свет, но спустя пару минут после того, как вода продвигается по моему пищеводу, чувствую непреодолимую слабость и устало склоняюсь на жёсткий медицинский диван. Звуки постепенно растворяются, а путающиеся мысли ускользают всё дальше… Пытаюсь схватиться хоть за одну из них, но внезапное помутнение рассудка мешает. Закрываю глаза и ускользаю в объятия навязанного успокоительного сна…
Может, так и лучше…
По крайней мере, когда я проснусь, то узнаю всё сразу и быстро. Не мучаясь ожиданием…
Глава 7 — Мой маленький мальчик
Когда я открываю глаза, взор мутится. Голова раскалывается, и воспоминания проваливаются в местах раскола. Кое-как, опираясь руками о поверхность дивана, приподнимаюсь, но тут же падаю обратно от внезапно пришедшей мысли: Энтони.
Судорожно хватаюсь за эту нить, связывающую меня с реальностью, я вспоминаю абсолютно всё, что знаю об этом человечке. Моём сыне. Неутешительным является то, что о резком ухудшении его самочувствия я тоже знаю. Хочется узнать лишь одно: жив ли он.
Думая только об этом, заставляю себя подняться и подойти к зеркалу, висящему невдалеке. Зеркальная поверхность отражает усталое, измученное, со впалыми щеками и ужасными синяками под глазами лицо, будто и не моё вовсе. Дорожки от слёз и припухшие веки говорят о том, что уснула я, всё ещё рыдая. Ну, зачем, зачем мне дали это успокоительное? Вырвалась из реальности, а теперь буду страдать ещё сильнее. В моё отсутствие могло произойти всё что угодно. Краем глаза оглядываю комнату отдыха, где оказалась, и подмечаю, что ничего необычного в меблировки не наблюдается. Всё так же, как и в любой другой клинике. Только вот вода в бутылке и два стеклянных стакана непреодолимо манят к себе, и, поддавшись порыву, я наливаю себе воду в один из них. Мигом осушаю.
Так повторяю три или четыре раза, пока боль в голове немного не унимается.
Сознание потихоньку отходит от незапланированного сна, и помимо мыслей о сыне в голове вспыхивает ещё две — менее важные, но тем не менее значимые — пытаюсь осознать сколько времени. Оглядываюсь в поисках часов или будильника, но ничего подобного здесь нет. Мои глаза осматривают каждую пылинку в комнате, пока не натыкаются на мой телефон, брошенный посреди жёсткой софы. Словно к спасательному кругу кидаюсь к прибору, но смотря на дисплей, ужасаюсь и ахаю — три часа ночи. В мозгу вспыхивают слова Эдварда:
