— Мне нужен был стабильный доход, чтобы вернуть право видеть Мэл. И я его нашел.
Девушка немного прикусывает губу, повнимательнее глядя на лицо любителя латте. Уже не на мокрое и не на такое бледное. Уже при сероватом свете утра. Уже в новом дне — окончательно. И поражается тому, что он хотел с собой сделать. Поражается тому, как удержала от подобной затеи. До сих пор не верится. Не укладывается в голове. Если разлука с дочерью не причина, если не повод уход жены, её иск против него… то что же?
— Секретарь, да? Или рабочий «Макдоналдс»? Там постоянство — я знаю.
Эдвард щурится, чуточку, совсем капельку — впервые за всю ночь после их второй встречи — улыбнувшись.
— Клоун.
— Клоун? Неужели?
— Я сам был удивлен. Но цирку понадобилась именно эта вакансия. Что, не гожусь?
Белла поспешно качает головой.
— Годишься, конечно же.
Вздыхает, пуская во взгляд сочувствие. Краешком губ улыбается, когда произносит:
— Какой грустный клоун.
— Он не был грустным, когда пришел туда, — мужчина задумчиво смотрит куда-то за спину своей собеседницы, облизывая губы. Его тело почему-то напрягается, а пальцы, держащие руку Беллы, делают это куда грубее.
А потом молчит. Сразу, будто бы решает не говорить больше об этом. И обо всем. Словно бы тишину слушает. И птичку.
— У тебя нет семьи, так? — вопрос звучит не меньше, чем через десять минут. Первый вопрос, неторопливый. Продолжение едва начавшегося разговора.
Девушка переводит на него взгляд, натыкаясь прямо на зеленый блеск. Теперь он участлив. Теперь ему интересно. И в этот раз готов ободрить он. Без лишних просьб и намеков.
— Как ты догадался? — только и может тихо поинтересоваться она.
— Если бы была, этой ночью тебя бы не было в безлюдном парке на конце города.
— Это спорный вопрос…
— Ни в коем случае. Спор здесь неуместен.
Сдаваясь, Белла кивает. Признает поражение. Вспоминается — совсем некстати, совсем не к месту и точно напрасно — день похорон. Гробы, зеленая лужайка, ровные прямоугольные ямы и небольшая процессия людей в черном. Она мечтала забыть этот день. И тот, в котором перевернулся автобус, тоже. Единственная среди ста — и живая. Зачем только, если потеряла всех?
— Иди сюда… — тихо, совсем тихо, как шелест травы. То ли просьба, то ли мольба. Он зовет её?..
Белла поднимает голову. Не понимает, к кому обращаются и с какой целью.
И снова яблочные глаза в центре внимания. И снова затягивают в себя, отказываясь отпускать на свободу. Держат. Концентрируют. Заклинают.
