— Дай мне шанс понять, — пальцы мягко, едва касаясь, притрагиваются к черному металлу. Его ладонь вздрагивает. Из горла вырывается придушенный хрип. — Мы поговорим прямо сейчас. Десять минут, если хочешь — час. Можем до утра. Как тебе?
Белла видит, что ей удалось — он сомневается. Он мнется. И нижняя губа, как у маленького мальчика, уже начинает дрожать, и глаза все краснее и краснее… решается. Пытается решиться. Отказаться от затеи. А это не так просто.
— О чем будем говорить?
— О чем пожелаешь. Выбирай тему.
Эдвард набирает полные легкие воздуха. Жмурится.
— Львы.
— Львы? — Белла удивленно изгибает бровь, но попыток забрать оружие не оставляет. Уже явнее касается пистолета. Подбирает к его рукоятке. Она холодная, но не настолько, как тот, кто в неё с такой силой вцепился.
— Они опасны.
— Все хищники опасны, — добавляет девушка, легонько сжимая пальцы вокруг своей цели. — Какие-то больше, какие-то меньше.
— Львы, — перебивает Эдвард. Его голос суровеет, глаза пылают ненавистью, а где-то в глубине — с такого расстояния даже это видно — ужасом. — Самые опасные.
— По праву короли зверей, — соглашается Белла, теперь уже наравне с мужчиной держа оружие. Выжидает необходимый момент, чтобы забрать его. Не так много осталось потерпеть. — Кого они едят? Антилоп, зебр, я слышала, иногда даже буйволов…
Дуло уже не так сильно прижато к виску. Уже назад движется, прочь от него. А Эдвард, кажется, и не замечает вовсе.
— Людей, — надломлено шепчет, беззвучно всхлипывая, — людей тоже…
И отпускает пистолет. Отпускает рукоять, курок — разжимает ладонь. Позволяет Белле забрать из своих рук оружие. Сознательно позволяет. Девушка не мешкает. Поскорее перехватив тяжелый металл, размахивается, и что есть силы запускает подальше, в темные кусты за их спинами. Глухой удар о землю. Шелест листов, потревоженных резким ударом. Возможно, теперь там сломаны несколько веток и пару цветков уже никогда не зацветут.
— Ш-ш-ш, тише-тише, — бормочет Белла, с готовностью принимая любителя латте в свои объятья. Его руки на удивление сильно, почти до боли, обхватывают её талию, лицо вжимается в живот, а тонкое платье стремительно намокает. Он плачет.
— З-з-зачем выкинула?
— Так будет лучше.
— Не будет. Меня не должно быть! Я не должен…
Он захлебывается в рыданиях, чертыхаясь и всхлипывая с попеременной четкостью. Ни громкости, ни выражений не стесняется. Молчаливый ночной парк, наверное, впервые видит такое.
— Теперь все хорошо. Теперь будет легче, — увещевает Белла, поглаживая пальцами темные волосы — неожиданное мягкие, проходясь по коже, по вискам… очерчивает их, до крови кусая губы. Ещё бы чуть-чуть и…
