Наследник викингов тяжело вздыхает, потирая ладонью свой широкий лоб. За несколько минут своего отсутствия он чуть пригладил волосы и снял с плеча детское полотенце, но в целом ничего не изменилось. Не так важно ему, как он выглядит. И мне тоже.
— Откуда ты ехала?
— Из Графакиркьи, мы там ночевали.
— И не слышала метеорологическое предупреждение?
— Я не думала, что это так серьезно, — под его хмурым пристальным взглядом чувствую себя неуютно.
— В Исландии все предупреждения о погоде очень серьезны, — делая акцент на последнем слове, строгим тоном констатирует Триггви, — никогда больше так не рискуй, Асаль! А если бы ты не проезжала мой дом?
Малышка перехватывает игрушку левой ладошкой, взявшись за гусиную шею.
— Будет мне уроком на будущее.
Мужчина отпивает чаю из своей чашки, сдержавшись, чтобы не сказать мне что-нибудь еще. Все-таки он вежлив.
— Я хотела бы еще раз поблагодарить, что впустил меня.
— Не стоит. Поверь, здесь бы так поступил каждый.
— И все же, это был ты, — меня хватает даже на маленькую улыбку, — поэтому большое тебе спасибо. И за чай, и за тепло тоже.
Триггви поджимает губы.
— Не за что. Давай об этом больше не будем.
Тишина, наводняющая комнату, на некоторое время почти осязаема — колется и подрагивает, еще только не звенит. Что-то укоряющее и неприятное витает в воздухе. А мы ведь так и не разобрались с нежданно появившейся темой семейных тайн.
Девочка поворачивает голову к отцу, забавно что-то лепеча на своем языке. Взгляд у нее достаточно прямой и внимательный. Она так ласково и задорно улыбается, что Триггви немного оттаивает, расслабляясь. Протягивает ей свою руку, сменившую плюшевую игрушку.
— Я не знаю, что тебе сказать, Асаль, — не поворачивая ко мне головы, глядя лишь на дочку, тихо признается он. — И понятия не имею, какое поведение в моем случае будет правильным.
— Я могу тебя понять, — от вида его большой широкой ладони в полном распоряжении маленьких детских пальчиков на сердце становится теплее, — нужно больше времени и веры в серьезность каких-либо отношений, прежде чем включать в них ребенка. Ты папа. Так и поступают папы.
Триггви все же поворачивает голову в мою сторону. В его зеленом взгляде осторожная признательность. Мы ступаем по льду — и вовсе не исландскому, скорее, тому льду, что изредка затягивает Босфор в январе тонкой пленкой.
— Я не так беззаботен, как хотел бы быть. И не так свободен, — пожимает плечами, как-то безрадостно хмыкнув, — но так оно все и есть. Она у меня есть.
