Чайка и Гребешок | страница 3
— Через неделю, — будто уловив мое беспокойство, ты кладешь подбородок на мою макушку, — Маришель, солнце, нет повода волноваться. Кристофер мой хороший друг, он не сделает плохой аппарат.
— Намеренно нет, но…
— А для «но» места нет, — ты усмехаешься, чмокнув мой лоб, — лучше расскажи мне, почему ты не спишь в такое время?
Я мягко улыбаюсь.
— Потому что ты не спишь.
— Но я же не по собственному желанию, — ты трешься носом о мою щеку, закатив глаза, — Мариша, мы же договаривались, что не будем развивать и у тебя бессонницу.
— С моим сном все в порядке. Я просто тоже хочу чая.
Ты настроен скептически. Я чувствую этот скептицизм каждой клеточкой тела. Ты оглядываешь меня, ты медленнее гладишь меня, ты с ненавистью глядишь на кружку с чаем. Свою — почти остывшую, и мою — остывающую.
— Тогда пей, — поворачиваешь нас обоих лицом к столу, но не спускаешь меня с коленей, — и потом спать.
Я с готовностью притягиваю к себе чашку, благодарно пожав твою ладонь.
— Конечно же. Как только ты пойдешь, пойду и я.
Ты фыркаешь — недовольно, раздраженно. Чашку берешь медленно, твои пальцы слишком сильно сдавливают ее бока.
— Я это не контролирую, понимаешь? Так что не говори ерунды.
Я делаю первый глоток ароматного зеленого чая, двумя руками, дабы не уронить на тебя, придерживая кружку.
— Расскажешь мне, что случилось?
— Полет. Просто полет. Наверное, за сегодня их было многовато — впечатления…
Интересное оправдание. Я с трудом удерживаюсь, дабы не закатить глаза.
— И конечно же, — беззлобно поддеваю, надеясь услышать правду, — здесь совсем не причем наш сегодняшний дальний заплыв, да?
Ты слишком громко сглатываешь, выдавая себя. Едва ли не давишься.
Твои руки, оставив кружку в покое, сами собой обвиваются вокруг меня, придерживая за талию, а лицо обреченно склоняется к волосам на затылке, за которыми из-за густоты можно спрятаться.
— Моя догадливая русалочка… — от нежности в твоем голосе и легонького поцелуя по моей спине бегут мурашки.
— Вот видишь, русалочка, — подбадриваю, перехватив твои руки и сжав пальцы, — а русалочки в воде как рыбы, помнишь? Русалки и есть рыбы.
— Ты не рыба, — жмуришься, ведя тонкую дорожку поцелуев вверх, к моей макушке. Умудряешься вставлять слова как раз между ними.
— А ты не птица, правда? Но потрясающе ведь летаешь, — с улыбкой, отклонившись чуть назад, шепчу я. В кухонной тишине, под аромат зеленого чая, под блики лампы на столе и позднее время, слова звучат очень сокровенно.