Скептики бывают двух видов. В первом случае скептицизм обусловлен культурной и религиозной традицией, к которой человек в большинстве случаев привержен с самого раннего детства. Например, мусульманин будет осуждать христианина за его приверженность к вину; то же самое, кстати, сделает ортодоксальный буддист, потому что в буддизме вино относится к числу пяти запретов.
А Христос называл вино своей кровью, и первое чудо, которое он совершил, было превращение воды в вино, да и сам Христос в земной жизни вина не чурался.
По имеющимся данным, Магомет страдал эпилепсией, поэтому вино оказывало на него отрицательное действие. К тому же, во времена пророка Магомета арабы питали к вину особую слабость настолько, что это не могло не сказаться на здоровье и духовном облике народа. Запрещая вино, Магомет спасал нацию от вырождения, правда, в то время она еще нацией не была. Кстати, именно мусульманство объединило разрозненные арабские племена в единое целое.
Ортодоксальный буддизм также употребление вина не приветствовал. Но в Тибете, где климат гораздо более суровый, нежели в Индии, запрет на употребление вина был вовсе не таким строгим — это, кстати, касается и употребления мяса.
Это же касается и адептов школы дзэн, где превыше всего ценилась естественность поведения в обыденной жизни, а искусственное подавление желаний не считалось особой добродетелью. Монашеский образ жизни вовсе не обязателен для последователя учения дзэн, но и никто не запрещает поселиться в монастыре, если ученику этого хочется. Кстати, многие учителя дзэн весьма неохотно принимают европейских или американских учеников-новичков. И дело тут вовсе не в расовой или национальной дискриминации.
По большому счету, практика, применяемая в буддийских монастырях, направлена на то, чтобы помочь ученику достичь состояния «пустоты сознания». Именно к этому должны вести и строгая дисциплина, и неукоснительно выполняемый распорядок дня, и жесткое ложе для того, чтобы спать, и простая деревянная миска, для того, чтобы принимать грубую пищу.
Но для человека, воспитанного в традициях европейской культуры, простая миска становится «миской-дзэн», жесткая постель «ложем-дзэн», а тяжелая, порой грязная работа, выполняемая в стенах монастыря — «тернистым путем к духовному просветлению». Хотя миска — это всего лишь миска, постель — всего лишь постель, а работа — всего лишь работа, которую необходимо делать по совершенно обыденным мотивам. Но европейцу все это кажется удивительной восточной экзотикой и вызывает восхищение и даже восторг. А это уже находится в противоречии с самой основой дзэн.
