— Эй, Кеган, — в темноте капитана видно не было, но моряк видел мерцающий огонек его трубки. — Шел бы ты спать, сынок. Время совсем позднее. Проклятый час.
— Сейчас иду, — отозвался Кеган и только хотел уйти с палубы, как вдруг услышал тихий и нежный голос, который позвал его по имени. Это был даже не звук — словно само море выдохнуло его имя. И Кегана пробрал страх.
Он хотел спросить, кто его позвал, но страх сковал его, не позволяя даже раскрыть рта. Он повернулся и тут же побежал в свою каюту, а море все так же нашептывало его имя, разбивая и дробя его в шелесте волн.
На следующий день Кегану хоть и было неспокойно, но он все отважился снова выйти на палубу. Ночь выдалась такой же спокойной, как и предыдущая, и Кеган было подумал, что все это ему померещилось, но в ночной тишине опять раздался еле слышный, вкрадчивый шепот, зовущий его по имени. И, хоть с большим усилием, но Кеган отвернулся от моря и вернулся в каюту, где просидел до утра, пока его била крупная дрожь.
Наутро старик Фергус заметил, что с Кеганом что-то неладно, и обратился напрямую к капитану.
— Не нравится мне, что творится с парнишкой, — проворчал он, ловко потроша свежую рыбу, и чешуя оседала у него на пальцах блестящими лепестками. — Он будто сам не свой, лица на нем нет. Ты бы поговорил с ним, а?
Капитан сделал длинную затяжку и помолчал, а затем ответил:
— Его зовет не море. Его зовет то, что в море. Фергус, этой ночью мы с тобой останемся на палубе и помоги нам, Господи, чтобы мы успели его спасти.
Фергус только кивнул и крепче сжал свой нож. Нож был добротный, с костяной ручкой и крепким прочным лезвием, которое с легкостью разрезало рыбьи потроха и кости, а также одежду и сухожилия тех недотеп, которые как-то вздумали очистить карманы Фергуса в темном переулке.
И вот, когда наступила ночь, капитан и Фергус остались на палубе, спрятавшись за ящиками и бочками. Капитан первым заметил неладное и тут же ткнул Фергуса под ребра, и оба во все глаза уставились на молодого Кегана, который пьяной походкой приближался к корме корабля.
А Кегану в ту ночь совсем не спалось, и дело было в том, что с каждой ночью шепот становился все настойчивее, все откровеннее. По правде, Кеган мог поклясться, что почти узнал, кто его звал, и потому он был уверен — нужно всего-навсего наклониться поближе к воде, и все станет ясно. Тогда-то он точно поймет, кому он так понадобился, но главное — наклониться как можно ниже.
