На это Фердинанду возразить было нечего, и он кивнул.
— Собирайтесь, тогда отправимся сейчас же. Улов подождет. А как вас зовут, милая девушка?
От его похвалы некрасивое личико спасенной девицы зарделось, и она проговорила:
— Мерфи, — едва слышно прошептала она.
— Что ж, милая Мерфи, садитесь в лодку. Я отвезу вас в дом и раздобуду вам еду и одежду. Вы, верно, жуть как голодны, а дыр на вашей одежде больше, чем в голове сыра, которую я покупаю по выходным на рынке.
Девушка рассмеялась, и ее смех оказался не таким уж противным, как голос. А по дороге домой Фердинанд затянул свою излюбленную песню:
Дева из моря украла мой сон
Ночами не сплю, ведь в нее я влюблен
Как бы мне в синюю глубь попасть
Чтоб руки любимой я мог целовать
— Какая красивая песня, — сказала Мерфи, — а вы верите в морских дев?
— Я верю, что женюсь на такой, — подмигнул ей Фердинанд, — ведь кому, как не мне положено такое сокровище?
Мерфи снова зарделась, а Фердинанд подумал, что румянец ей идет больше, чем бледность, но все же она слишком уж дурна для него. И с такими мыслями он причалил к берегу деревни. А девушки, которые ждали его, стоя на берегу, чуть со смеху не попадали, глядя, как из его лодки выходит Мерфи.
— Эй, Фердинанд, — крикнула ему Катрина, — это и есть твоя морская дева? Уж больно у нее лицо плоское для королевы моря!
— Ты поосторожнее со словами! — крикнул ей в ответ Фердинанд, — я спас бедняжку, найдя ее на Спрутовом Жале, и собираюсь отвести в дом и дать ей еды и одежду. А на незнакомках я не женюсь.
— Зато в постель ты их горазд тащить! — крикнула ему Бет, и все девушки залились смехом.
На это Фердинанд ничего не ответил и повел Мерфи к себе домой. А по пути он даже не заметил стоящую за углом старушку, которая покачала головой и стукнула клюкой по мостовой.
Приведя девушку к себе в дом, Фердинанд первым делом развел очаг и подвесил котелок с ухой над огнем. Он быстро смастерил из своей рубахи платье, оставил Мерфи одеваться, а сам вышел покурить табак на крыльцо. Вернувшись в дом, он с удивлением обнаружил, что Мерфи накрыла на стол, огонь в очаге весело трещал, а от ухи шел дивный аромат.
— Да ты никак подменила мою рыбацкую уху на волшебное зелье, — сказал он, садясь за стол. И правда, уха была словно янтарная, наваристая и густая, а ведь на огонь он ставил котелок с простой водянистой похлебкой, ведь больше у него ничего готово и не было.
— Матушка научила меня готовить и делать так, что обыкновенное станет необыкновенным, — ответила она ему и села напротив. — Спеть тебе, Фердинанд?
