Поднялся долгий спор: этот план совсем был не, по душе герцогине.
— Докажите мне, что всякая иная карьера невозможна для Фабрицио, — говорила она.
Граф доказал это.
— Вам жаль блестящего мундира, — добавил он, — но тут уж я бессилен.
Герцогиня попросила месяц на размышления, а затем, вздыхая, согласилась с разумными доводами министра.
— Гарцевать с чванным видом на английской лошади в каком-нибудь большом городе, — повторял граф, — или занять то положение, которое я предлагаю, вполне достойное такого знатного имени. Другого выхода я не вижу. К несчастью, высокородный человек не может быть ни врачом, ни адвокатом, а наш век — это царство адвокатов. Если вам угодно, — твердил граф, — вы можете дать своему племяннику возможность вести в Милане такой образ жизни, который доступен только самым богатым из его сверстников. Добившись его помилования, вы назначите ему содержание в пятнадцать, двадцать, тридцать тысяч франков, — для вас это не имеет значения: ни вы, ни я не собираемся копить деньги.
Герцогиня была чувствительна к славе и не хотела, чтобы Фабрицио был прожигателем жизни, — она вернулась к плану, предложенному ее возлюбленным.
— Заметьте, пожалуйста, — говорил ей граф, — что я не намерен сделать из Фабрицио примерного и заурядного священнослужителя. Нет, он прежде всего должен быть вельможей. При желании он может оставаться полным невеждой и все-таки станет епископом и архиепископом, если только принц по-прежнему будет считать меня полезным для себя. Соблаговолите приказать, — ваша воля для меня непреложный закон. Но Парма не должна видеть нашего любимца в малых чинах. Его быстрое возвышение возмутит людей, если он сперва будет здесь простым священником. В Парме он должен появиться не иначе как в «фиолетовых чулках»[65] и прибыть в подобающем экипаже. Тогда все догадаются, что вашему племяннику предстоит получить сан епископа, и никто не будет возмущаться. Послушайтесь меня, пошлите Фабрицио на три года в Неаполь изучать богословие; во время каникул в духовной академии пусть он, если захочет, съездит посмотреть Париж и Лондон, но в Парме ему пока нельзя появляться.
От этих слов герцогиня вся похолодела. Она немедленно послала курьера к племяннику и назначила ему свиданье в Пьяченце. Излишне говорить, что курьер повез с собой внушительную сумму денег и необходимые разрешения.
Приехав в Пьяченцу первым, Фабрицио помчался навстречу герцогине. Он обнял ее с такой восторженной нежностью, что она залилась слезами. Она радовалась, что графа не было при этой встрече, — впервые за все время их любви у нее явилось такое чувство.
