Под конец «Вересковой горы» рукоплескали уже не так сильно. Да и кричали «Еще!» куда меньше. Гости потянулись к бочке с самогоном за добавкой, но гармошечник меня удержал.
— Расскажи, как ты до этого додумался. Ну, менять лад, когда поезд подходит.
— Меня научил один знакомый. Дело было в местечке под названием Дубовый кряж, это в Теннеси. Как-то связано со звуковыми волнами, и к свету тоже в какой-то мере относится. Сам толком не разобрался, но так можно измерить расстояние до звезд.
Гармошечник, нахмурившись, задумался.
— Радар, что ли?
Я покачал головой.
— Нет, механизмы тут ни при чем. На этом просто основан принцип. Его придумал один иностранец, Допплер… Кристиан Допплер.
— Как, Христиан? Ну, значит, не ведьмовство, — проговорил гармошечник.
— Почему тебя это волнует?
— Когда мы в песне про черный поезд сменили тональность, чтобы он казался ближе, я посмотрел сквозь проход посреди дома. Вон там, глянь сам.
Я посмотрел и понял, что он имеет в виду. Долину прорезали две яркие полосы. Две сияющие полосы в безлунной ночи. Это выглядело так, будто снятые рельсы до сих пор на месте: там, где лежали раньше.
— А второй куплет, который спела мисс Донни… Он что, о…
— Да, — ответил гармошечник, не дожидаясь, пока я закончу. — Во втором куплете говорится о Коббе Ричардсоне. Как он молил Бога о прощении в ночь перед смертью.
К нам подошла хозяйка и взяла меня под руку. Крепкая выпивка уже ударила ей в голову. Донни Каравэн смеялась по поводу и без.
— А ты, — улыбнулась она мне насмешливо, — в любом случае, не уходи.
— Так мне особо и некуда идти, — ответил я.
— Оставайся здесь на ночь, — прошептала она мне на ухо, поднявшись на цыпочки. — К полуночи все разойдутся.
— Вот так просто приглашаешь мужиков ночевать? — Я заглянул в ее голубые глаза. — Даже совсем незнакомых?
— Уж в мужиках-то я разбираюсь будь здоров. Продлевает молодость. — Она провела пальцем по гитаре у меня за плечом, и струны зашелестели в ответ. — Джон, спой мне что-нибудь.
— Хочу все-таки разучить эту песню про черный поезд.
— Я тебе уже спела оба куплета.
— Ладно, а я тогда исполню то, что сам сочинил, — и повернулся к гармошечнику. — Подсобишь?
Мы заиграли дуэтом, постепенно повышая тон, и я, не сводя глаз с Донни Каравэн, спел новые куплеты:
Скажи той, что смеялась,
Гордячке деловой,
Что черный поезд едет,
Возьмет ее с собой.
Вагончик черный, паровоз
Багаж весь увезут –
Слова, дела из жизни всей
Отправят в высший суд.
Закончив, я оглядел тех, кто еще остался. Их было не более десятка, и они жались друг к другу, словно коровы в бурю. Почти все, ну, кроме здоровяка Джета, который стоял в стороне, глядя на меня так, будто хочет убить взглядом, и Донни Каравэн, с усталым видом прислонившейся к плакучей иве.
