Но я не решался заигрывать ни с одной из этих девушек. Я даже не разговаривал с ними дольше, чем принято. Не потому, что не хотел. Как-то не получался у меня разговор. Я был гораздо старше их. Не настолько, правда, чтобы это бросалось в глаза, но все же вкус хлеба мы ощущали иначе и оберек начинали танцевать по-разному. Они тоже, хотя и чувствовали, что их повезут в костел с кем-нибудь из моих ровесников, больше водились со своими однолетками. С ними, не смущаясь, стояли целыми часами на дороге, на пустоши, возле перелазов, что вели в поле и на луга. Радостно, со смехом, словно вся округа была усыпана приворотным зельем, шли они с ними на престольные праздники и майские гулянья. Видно, они догадывались, что, если станут гулять с парнем постарше, да еще с самостоятельным хозяином, вся деревня начнет поговаривать о скорой женитьбе.
Хоть я и изображал перед матерью, что с женитьбой не горит, все больше тянуло меня к бабьему теплу. На мое горе, весеннее солнце отражалось в обеих: и в дочке соседа, и в дочке солтыса. Я с радостью вертелся бы между двумя солнышками — дергал бы их за косы, целовал в губы и напевал бы им любимые рождественские гимны о теленке, сосущем палец Младенца.
И тогда появлялся передо мной Ясек в шапке набекрень, в черном сюртуке, в шелковой рубашке с отложным воротником. И я видел, как он ведет под руку вдовушку и молоденькую служанку. Улыбается мне, показывая сахарно-белые зубы, спрашивает, когда я позову его в старшие дружки, ведь он уже пригласил лучших еврейских музыкантов из-за леса. В такие минуты, видя Ясека с простреленным виском, Ясека в свадебном наряде, я тут же убегал в сарай и до упаду колол распиленные на чурбаки буковые бревна.
Кроме того, я плоховато знал и дочку солтыса, и дочь соседа. Правда, мы жили почти рядом, но когда так близко живешь, то видишь сучок в доске, дырку в заборе, покосившийся сарай, а все целиком охватить не под силу. Короче, с женитьбой я хотел еще повременить. Теперь, когда я собирался ввести в свой дом одну из этих девушек, я мог иначе, незаметно приглядываться к ним: как к хозяйкам, женам, матерям. И хотя меня все сильнее тянуло к обеим, я решил не заигрывать с ними, чтобы их не спугнуть. Если бы они заметили, что я вдруг стал охотнее и чаще поглядывать, как они выходят из костела, танцуют на гулянье, работают в поле, то, безусловно, начали бы остерегаться всех тех бесенят, что манили их то туда, то сюда.
