У неё появилось испуганное выражение. Уж не угроза ли это?
— Все это пустяки. Случайность, не больше, — сказала она.
— Все роковое случайно. Как-то так бывает, что то, что вне случайности, чаще всего не важно. — И, опуская голову он мрачно закончил: — Нами владеют какие-то темные силы, совершенно опрокидывающие все, что мы считаем полезным, нужным для себя.
Ну, нет, она не согласна с этим. Человек может поставить на своём всегда, если захочет.
— Да? Значит, ты так хотела?
— Не будем об этом говорить.
— Почему?
— Потому, что это ни к чему не приведёт.
— Но неужели мы не можем поговорить друг с другом по душе? Ну, вчера иное дело. Я был слишком поражён этой неожиданностью. Ты поставь себя на моё место. После того, что было почти накануне... Ведь всего за три дня! — с отчаянным недоумением воскликнул он.
Поравнялись с мастерской.
— Зайдём, — предложил он, в то время, как сердце его замирало.
— Зачем? Нет.
— Ты боишься?
— Чего мне бояться?..
— Я уж не знаю. Вероятно, меня?
Она отрицательно покачала головой.
— Ну, так зайдём. В последний раз, — обратил он к ней чересчур открытые глаза.
На мгновение задумалась. У него захватило дыхание. Но вдруг нахмурила брови и решительно отрезала:
— Нет.
— А! Может быть, ты боишься себя?
— Я... себя! Почему это?
— Ну, все же, что-нибудь да значат для тебя эти стены.
Голос его задрожал. Она нетерпеливо сделала движение.
— Довольно... идём.
— В последний раз! — уж не владея собой, продолжал он. — В последний раз я хочу поцеловать твои руки там, где я целовал всю тебя. Ах, мне кажется, что в нашем большом зеркале ещё осталось отражение твоей наготы!
— Нет, нет.
— Ну, что может прибавить к тому, что было, это последнее посещение?
Она с лихорадочным упрямством покачала головой.
— Нет. Нет!
Тогда он стал напоминать ей беспорядочно и страстно их встречи, где еле-еле уловимые, трогательные черты нежности золотых вечеров, певучего молчания ночью у берега моря, или в парке, мешались с буйными образами их ласк, в которых вырывались слова, подобно огненным птицам, наполнявшие воздух вскрикиваниями и стенаниями.
Она пыталась прервать его, но он не слушал и говорил с горящими глазами; пыталась уйти, — он держал её руку и тянул за собою. Она уже начинала заражаться его безумием. Ему казалось, что она уступает, пойдёт к нему. Это вознаградит его за все перенесённые унижения.
По двору глухо раздались твердые отчётливые шаги.
Она рванула руку и сразу пришла в себя.
Мимо них прошёл господин в котелке, с сигарой в зубах, тот самый, которого он видел ночью: дурное предзнаменование.
