— Нет, это что! — прервал старшего механика, только что рассказывавшего страшную историю, капитан, не терпевший, чтобы в его присутствии рассказывали что-нибудь такое, чего с ним не случалось.
— Вот у нас на «Георгии» была история, так история...
— Расскажите, пожалуйста...
— Да что рассказывать. Разве в рассказе это передашь?.. Зерно передвинулось во время крена. Пароход лёг, как камбала, на бок, ни тпру, ни ну... Прямо, молись Богу и умирай.
Дверь с шумом отворилась. Он развёл руками и хотел продолжать, но вестовой, едва удерживаясь на ногах, доложил:
— Второй помощник просит капитана на мостик.
Опять, значит, случилось что-нибудь важное. Капитан плюнул с досадой и, так и не досказав своей истории, вышел.
— Черт знает, чаю не дадут напиться!
Но и нам не суждено было напиться чаю. Пётр, нёсший по коридору кипяток, не удержался во время неожиданного крена и обварил себе кипятком руки.
Я решил подняться к себе в каюту.
Каюта моя помещалась на спардеке рядом с капитанской. Крен шел назад, и я в один миг очутился наверху, скользя руками по обмокшим поручням.
Электрические лампочки освещали спардек, который принимал уже наклонное положение налево.
Было мне на руку. Я улучил момент и схватился за боковые поручни вдоль спардека.
Он весь был, как стеклом, покрыт влагой, которая светилась местами от электрических лампочек, подобно зеркалу отражая их мертвенный свет.
У самой стенки чернела какая-то жалкая скорчившаяся фигура.
Я поравнялся с ней.
Итальянец, держась обеими руками за поручни, с плачем молился о спасении: «Santa Madonna! О, santa Madonna! Noi perderemo!» — вне себя бормотал он и, увидев меня, завопил ещё сильнее:
— Signor! Noi perderemo!
Я хотел успокоить его, но в эту минуту палуба вырвалась из-под моих ног, и я едва не полетел к борту.
Сделав отчаянный, прыжок, я успел, однако, ухватиться за поручни и, быстро перебирая руками, поспешил вперёд к своей каюте.
Теперь пароход кренился правым бортом, и я почти висел на руках над волною, которая блестела, подобно горе с снежной вершиной.
В следующее мгновение я уже был около своей каюты. Поручни кончились. Надо было опять сторожить счастливый миг и ухватиться за ручку каютной дверцы.
Удалось и это, но волна захлестнула мои ноги. С ловкостью клоуна я, наконец, попал в мою каюту и, захлопнув дверь, вздохнул свободнее.
Здесь у меня было светло и уютно после слякоти, ветра, сумрака и волн, падавших на спардек.
Каюта была двойная по величине. На стенах висели портреты моих близких, и это внушало некоторую бодрость и успокоение.
