Сидя в гостиной у Ложбининой, Кондарев припоминал весь этот разговор и думал об Опалихине: «Приедет он сюда, или не приедет?» Ему хотелось, чтоб он приехал.
В то же время Столбунцов отрывисто говорил Грохотову:
— Непременно, Алексей Петрович, требуйте от Опалихина отчет в земских денежках. Да поторапливайтесь! Смотрите, посадит он вас на скамейку! Ох, посадит! Мальчик-то ведь он умный, и убежденьица у него что ни на есть клёк! Миленькие, тепленькие, славненькие!
Женщины переговаривались о чем-то вполголоса.
Татьяна Михайловна сидела бледная с больным лицом и равнодушно глядела на окружающих.
Сквозь окна в комнаты врывался шум сада и железная крыша дома порою гремела под напором ветра. Ненастный мрак глядел в окна.
— И примите к сведению, — говорил Столбунцов Грохотову, — что на Опалихина со всех сторон иски. Петербургские бабенции сказываются. Ведь женщина, как лошадь, только та и хороша, которая дорого стоит! И вообще, — ловил он Грохотова за пуговицу, — об ангелах вы на время забудьте: лучше почаще вспоминайте о дьяволе!
— Хорошо, хорошо, — успокаивал его Грохотов.
Вскоре все сидели уже в столовой за круглым столом и пили чай. Шел довольно бойкий разговор. И в эту минуту в комнату вошел Опалихин. Вошел он быстро и смело. Он был изысканно одет и старался придать своему лицу насмешливое и спокойное выражение, но это ему не совсем удавалось и тень тревоги металась в его глазах. Он выглядывал похудевшим. Он обошел весь стол, здороваясь со всеми и стараясь шутить. Когда он здоровался с Татьяной Михайловной, его лицо заметно дрогнуло. Наконец он занял у стола место и принял из рук Ложбининой стакан чаю. Мешая ложечкой в своем стакане, он пробежал взором по лицам присутствовавших и вдруг ему показалось, что все эти лица сконфужены. Он понял, что это его приход внес в эту комнату замешательство; он понял, что он чужой здесь, лишний, ненужный. Это сознание больно ударило его. Он хотел заговорить и не знал о чем и как начать. Всегда находчивый, он теперь сконфуженно молчал. В комнате водворилась неловкая тишина.
И вдруг Грохотов, незаметно подталкиваемый коленом Столбунцова, сказал, обращаясь к Опалихину:
— А вы скоро, Сергей Николаевич, земский отчет представите?
Проговорил все это Грохотов самым небрежным тоном и с невинным видом; в глубине души он даже и не помышлял обижать своим вопросом Опалихина, но, тем не менее, замешательство пробежало вокруг стола, и краска смущения метнулась по щекам Опалихина. Грохотов заметил это и, желая понравиться, добавил:
