— Я буду вам твердить об этом хоть каждый день, — говорил ему Кондарев, — но только и вы будьте энергичны.
— Слыхали новость? — кричал Столбунцов, влетая в гостиную Ложбининой.
— Ну? — оживились обе дамы сразу.
— Опалихин, не нынче-завтра, летит в трубу.
— Да быть этого не может! — изумились Вера Александровна и Людмилочка.
— «Клянусь позором преступленья!» — расхохотался Столбунцов. — Об этом весь город кричит. Скоро наверно и в газетах пропечатано будет: «Нам передают из верных источников, что известный в нашей губернии деятель по сельскому хозяйству г. О., к сожалению, и т. д.».
Столбунцов снова расхохотался и, потирая ладонью бритое, как у актера, лицо, подсел к Людмилочке.
— А все женщины, — говорил он ей, — все женщины! Опалихина, как слышно, одна француженка на двадцать тысяч в Петербурге обмусолила, да кто-то в картишки обсахарил!
Между тем Кондарев возвращался к себе домой, бледный, с усталым лицом и тусклыми глазами. «Ну-с, Сергей Николаевич, — думал он об Опалихине, — пути я себе широко открыл и цепи все до единой сбросил, только вкусно ли покажется вам, когда ваша же вера по вашей спине палкой заходит!»
Он лениво шевелил вожжами, сутулясь на своих дрожках и, устало вглядываясь в синий мрак летней ночи, думал снова: «Что я вас в яму столкну, это для меня уж не загадка даже; послушаю-ка, что вот вы запоете, когда крышка над вами захлопнется, и вы как крыса в ловушке замечетесь».
В поле было прохладно. Клочки сизого тумана ползали кое-где над ложбинами, лениво шевелясь, как перебирающиеся куда-то черепахи, и крик лягушек гремел с берегов Вершаута, сливаясь в один окрик и наполняя собой всю окрестность.
Ложбинина сидела у себя в беседке, над обрывом Вершаута, вся раздушенная и расфранченная, небрежно раскинувшись в кресле. Ее глаза мечтательно скользили по стенам беседки. Она о чем-то думала, порою поглядывая на Людмилочку. А Людмилочка расхаживала взад и вперед по беседке, игриво раскачивала плечами и, смешно выпятив свои розовые губки, насвистывала какую-то мелодию.
— Ты что это, грустишь, что ли? — неожиданно спросила она Ложбинину, на минуту останавливаясь у ее кресла. Та лениво шевельнула полными плечами.
— Немножко, — отвечала она с томной грацией.
— О чем?
Людмилочка снова заходила по беседке и, сложив назади руки, закачала плечами.
— Вот видишь ли, — шевельнулась Ложбинина, — вчера я получила письмо от подруги; она пишет мне о моем муже.
— Ну?
— Ведь ты знаешь, ему раньше совсем не везло по службе, а теперь фортуна ему улыбнулась, и он накануне губернаторства.
