Я едва успела вернуться к отцу, чтобы потерять его навсегда.
Надо же, как вовремя.
– Отец, ты не можешь умереть, – по-детски хныкала я, уткнувшись в его плечо.
Слезы продолжали литься.
– Я вернулась, и тебе нельзя умирать, – добавила я, крепко обняв его.
– Тише, Грейс, – сказал он, даже не пытаясь возразить.
– Ты не можешь…
– Успокойся, все не так плохо, – спокойно ответил он. Отцовский голос стал напряженнее, словно и он боролся с подступающими слезами. – Ты вернулась вовремя. Случись это на две недели позже, и я уже не смог бы с тобой попрощаться.
«Вовремя»…
Что-то шевельнулось у меня в мозгу, пока я обнимала отца, поливая его слезами.
«Вовремя».
Можно ли считать совпадением, что Хейден решил отправить меня домой за несколько дней до неминуемой смерти отца?
«Нет, Грейс, – одернула я себя. – Ты фантазируешь».
Хейден никак не мог этого знать. Мое возвращение в Грейстоун в столь трагический момент было чистым совпадением. Иначе и быть не могло. Откуда Хейдену знать о состоянии здоровья Селта?
«Не придумывай, дура. Ты просто ему надоела, и он тебя прогнал, чтобы не путалась под ногами».
Усилием воли я выбросила из головы эти сумасшедшие мысли и крепче обняла отца, его ослабевшее, исхудавшее тело с выпирающими костями. Я давилась слезами, содрогалась от рыданий. Душевная боль и ужас мешали связно думать. Уже скоро я не смогу его обнять. Считаные дни, и его не станет.
Вот так. Еще несколько дней. Они пролетят, и мой отец – единственный, кто скрашивал мое возвращение, даря мгновения счастья, – умрет. Еще несколько дней, и я потеряю все.
Хейден
Теперь я постоянно расхаживал с мрачным лицом. Таким оно было и сейчас, когда я брел по лагерю. Сказать, что после насильственной отправки Грейс домой я пребывал в плохом настроении, означало бы сильно приукрасить действительность. Настроение мое было препаршивейшим, и это чувствовали все. Люди сторонились меня, торопясь уйти с дороги, чтобы только не сталкиваться с бурей по имени Хейден.
После разговора с Даксом я почти ни с кем не общался. Тогда я единственный раз позволил себе приоткрыть свои чувства, после чего полностью замкнулся. От меня осталась помятая скорлупа в облике человека. Меня раздражало все подряд. Гнев был единственной эмоцией, вырывавшейся наружу, в нем находил выражение мой душевный слом.
Я совершал обычный обход лагеря, когда нашелся смельчак, отважившийся подойти ко мне. Сбоку пристроилась мальчишеская фигура. Я ловил на себе тревожные взгляды Джетта, хотя сам упрямо смотрел вперед.
