Наверное, сейчас я слышала от него самые нежные слова в своей адрес. Потрясенный моим внезапным появлением, он говорил сущую правду.
– И я по тебе скучала, – выдавила я.
Голос звучал напряженно и хрипло, словно я очень давно не разговаривала. Не снимая рук, Джоуна продолжал разглядывать меня со смешанным чувством потрясения и изумления. На миг в душе мелькнула едва различимая искорка счастья, но ее тут же загасило что-то холодное, удушающее.
– Надо отвести тебя к Селту, – сказал брат, будто только сейчас осознал реальность случившегося.
Я поежилась, вспомнив, что мы с Джоуной, говоря об отце, практически всегда называли его Селтом, а не отцом или папой. Большинство детей никогда не зовут отцов по имени, но эта привычка появилась у нас давно, еще в детстве. Еще одно напоминание о холодной, отстраненной жизни лагеря Грейстоун. Но, пожив бок о бок с Хейденом и увидев, как много значит для него семья, я теперь считала неправильным называть отца по имени.
В ответ я лишь кивнула, вновь утратив способность говорить. И дернуло же его попасться мне на пути. Одна бы дошла. После нескольких месяцев отсутствия я не могла придумать ни одной темы для разговора. Этот удар выжал из меня все жизненные силы, опустошил и разрушил.
– До сих пор не верится, что ты здесь, – произнес Джоуна.
Я не знала, говорит ли он со мной или просто думает вслух, и промолчала. Опять-таки при всем желании мне было нечего сказать.
Я ненавидела себя за подобные ощущения. Мне было противно находиться в своем лагере, поскольку я хотела сейчас очутиться в другом месте. Ну что я за чудовище, если после всего, что Хейден сказал и сделал, я по-прежнему стремилась к нему? Какая же я черствая, бездушная особа, если при встрече с родным братом не ощущаю ни капельки радости? Может, прав был Хейден, прогнав меня?
Мы подошли к дому, где находился кабинет Селта. Ударила мысль: а ведь однажды Джоуна уже вел меня к отцу на разговор. Перед глазами мелькнула первая встреча с Хейденом у нас в лагере. Я вспомнила, как поймала его, услышав грохот на керосиновом складе. Обнаружив, что он не один, отпустила. Джоуна меня ругал за слабость и за то, что упустила врага. В таких красках он расписал происшедшее Селту. Я помнила гнев, вспыхнувший от упрека в слабости. Помнила свое желание: если представится случай, искупить вину и доказать, что я не слабее других.
Сейчас такая мысль казалась смехотворной. Я никоим образом не могла знать, что по уши влюблюсь в парня, которого едва не застрелила в первую встречу. Не знала я о том, как он непоправимо разобьет все мои чувства к нему. Но я все равно никогда бы не смогла его убить. Пусть мне сейчас было очень паршиво, я прожила столько удивительных мгновений, и каждое того стоило.
