Этот человек не был моим Хейденом.
– Можешь проверить.
Что-то горячее и мокрое обожгло мне щеку. Это была слеза. Я и не заметила, как она скатилась. Говорить нам было не о чем. Он ясно показывал, что больше не желает видеть меня рядом, а если я продолжу упрямиться, не преминет и застрелить. Под его немигающим взглядом я лишь покачала головой. Потом шагнула назад – со спазмом в горле и абсолютно разбитым сердцем.
– Попрощайся за меня с Герком. Хорошо?
По его лицу пробежала едва заметная искра чувства, которую тут же притушил его холодный взгляд. Я повернулась к нему спиной и на дрожащих ногах побрела в Грейстоун. Окровавленный комок, прежде бывший моим сердцем, остался валяться на земле, возле его ног, поскольку другого места для моего сердца не было.
Хейден
Это была агония.
Мучительная, душераздирающая боль.
Другие слова не смогли бы выразить мои нынешние ощущения и были бы пустым сотрясанием воздуха. Я поступил так по осознанной необходимости. И только тогда, совершенно шокированная, с разбитым сердцем, она отвернулась и произнесла слова, которые раскаленным прутом прожгли меня насквозь.
«Попрощайся за меня с Герком. Хорошо?»
Она швырнула мне в лицо наше обещание всегда прощаться друг с другом. Ей хотелось проверить, способен ли я чувствовать боль; хотелось докопаться до обломков моей человечности. А они оставались во мне, невзирая на все попытки загородиться внешней холодностью. Что ж, ей это удалось. Слова Грейс звучали так, будто она обращалась к чужому человеку. Тот, кто привык заботиться о ней, учитывая каждую мелочь, исчез, а в его тело вселился другой. Я был для нее чужаком. Мои жесткие слова и бессердечное поведение сделали то, чего я и добивался: отпугнули Грейс от меня.
Миновал почти час, как она ушла, а я все стоял на том же месте, не в силах пошевелиться. Думать и дышать я тоже не мог. Осталась лишь способность чувствовать – боль обращенного в пыль сердца, гниющих внутренностей, пронизывающий холод в костях, поселившийся там, едва я затеял с ней этот жестокий разговор.
Она была единственной девчонкой, которую я полюбил, и я же ее прогнал.
Из всех поступков, какие я совершал в жизни, этот оказался наитруднейшим. Я дрался, воровал в чужих лагерях, убивал тамошних людей, убивал Зверей в развалинах города, но все это выглядело детской игрой по сравнению с тем, что я сделал час назад. Я позволил Грейс уйти; более того, принудил ее к этому. Даже мысленное произнесение ее имени терзало мое и без того израненное сердце. Вряд ли она вообще поймет истинную причину, но я это сделал исключительно ради нее. Только для ее блага. Я потерял ее… такова была плата.
