Баронесса Ада сладострастно улыбнулась и поднялась, чтобы взять с полки турецкую сигару. Ее газовое платье позволяло Федору ясно различать очертания ее красивой фигуры, и в нем вспыхнуло сильное, страстное желание.
— В сущности, я должна была снова рассердиться на тебя, Григорий, — сказала красавица, опять усаживаясь в кресло. — Но я хочу быть милостивой за то, что ты доказал мне свою преданность! Однако, о своих чувствах ты должен молчать: знай, что для раба великий грех смотреть на свою госпожу похотливыми глазами. Самое строгое наказание — слишком ничтожно за такую дерзость!
И она посмотрела на своего коленопреклоненного раба полузадорным, полусерьезным взглядом и громко рассмеялась над его смешным отчаянием.
— Что ты за повеса, Григорий! Ну, я хочу наградить тебя за привязанность и поцеловать тебя. Да, да, дивись только, настоящий поцелуй в губы, мой мальчик!
Она забавлялась его смущением и смеялась еще громче.
— Подойди, мой пылающий раб! Отчего же ты так неуклюж теперь, когда твоя госпожа наделяет тебя такой большой милостью?
Она отодвинула кресло от письменного стола и повернулась к нему. Федор не мог дольше устоять, вскочил, встал на колени вплотную к прекрасной, гордой женщине и в горячем, безумном желании обнял ее соблазнительную фигуру. Улыбаясь, она нагнулась к нему и обожгла его пылающие страстью губы горячим поцелуем. Затем осторожно освободилась от его объятий.
— Итак, Григорий, это был поцелуй признательности. Будь же и впредь моим послушным рабом, умеющим ценить милость своей госпожи!
Вздохнув, он опустился на колени, и она стала гладить рукой его волнистые, мягкие волосы.
— Приготовь мне ванну, Григорий!
Он нехотя поднялся и направился через длинный ряд комнат в спальню и находящуюся рядом с ней ванную. Окончив свою работу, он доложил об этом баронессе, все еще сидевшей у письменного стола и перечитывавшей только что снятое с слуги показание.
В нем сообщались события последнего времени: попытки Герты фон Геслинген освободить раба ее тетки, его отказ подчиниться этому и наказание за ослушание.
— Она поплатится за это, глупая девчонка. Как она смеет вмешиваться в дела, которые ее не касаются, — едва слышно сказала баронесса.
Затем она заперла лист в один из ящиков письменного стола и обратилась к Григорию:
— Я устала, Григорий, снеси меня!
Он удивился:
— Как вы изволили приказать, госпожа?
— Ты должен снести меня в ванну. Разве ты не слышишь?
Он быстро вскочил и осторожно поднял ее. Она села к нему на руки и обняла его шею. Федор, трепеща от восторга, снес свою прекрасную повелительницу в ванную и бережно посадил ее в мягкое кресло.
