— Окажи ему великую милость и исхлещи его жалкое, рабское тело твоей справедливой, карающей плетью…
— …дабы под твоей карающей рукой исправился его закоснелый, развращенный характер.
— …дабы под твоей карающей рукой исправился его закоснелый, развращенный характер.
После того, как Федор слово за слово повторил эту пространную формулу прощения, баронесса Ада сказала ему:
— Запомни, так ты должен держаться в подобных случаях, раб! Но я хочу надеяться, что ты никогда больше не проявишь такого безграничного упорства.
— Нет, госпожа!
— Посмотри на меня, раб!
Он поднял свое бледное лицо с выражением беспомощности, и она посмотрела на него менее грозно и менее строго.
— Таким, как сейчас, я желаю тебя видеть всегда: послушным, покорным и проникнутым страхом и любовью к своей госпоже. Любишь ты меня, Григорий?
Он не мог сдержать слез.
— Да, госпожа, я люблю тебя, я молюсь на тебя, постоянно подвергаясь опасности быть жестоко избитым тобой. О, я люблю тебя больше, чем когда-либо, госпожа, богиня, повелительница — смилуйся!..
Она улыбнулась, показывая свои белые зубы.
— Это хорошо, сказала она снисходительно, — раб может и должен любить свою госпожу, конечно, только такой любовью, которая необходима для заботы о ее личном благе. Ты ведь так любишь меня, Григорий?
— Госпожа, я люблю тебя беспредельно!
— Иначе, чем я думаю?
Злая, коварная улыбка появилась на ее полных, красивых губах.
— Да, госпожа, иначе…
— Это наглость, Григорий. Подумай хорошенько о том, что ты говоришь, чтобы не пришлось потом каяться! Подумай, смеешь ли ты любить меня преступно, меня, твою госпожу, ты — раб, ничтожество.
Он зарыдал и со стоном сказал:
— Госпожа, я люблю тебя. Не знаю, преступно или нет, но я люблю тебя всей пожирающей страстью моего сердца. Госпожа, моя богиня, о, небесная, грозная и прекраснейшая женщина, выслушай своего раба!..
Он обнял ее колени и умоляющим взором посмотрел на нее. Она прикусила острыми зубами нижнюю губу. Ее большие глаза бегали беспокойно. Она подняла руку с хлыстом и ударила его по рукам, которыми он обнимал ее колени.
— Прочь, раб, прочь! Ты опять забываешь о должной почтительности ко мне! Неужели ты не мог не провиниться тотчас после того, как я помиловала и простила тебя?! С тобой жаль тратить слова!
Он не обратил внимания на удар, все повторяя:
— Выслушай меня, госпожа…
— Да, я выслушаю, тебя, — насмешливо расхохоталась она, но с плетью в руке, безумный раб! — И она угрожающе подняла плетку. — Подожди, негодяй, я излечу тебя побоями от твоих глупых чувств. О, ты почувствуешь, как это больно. Моя святая обязанность воспитать и дрессировать тебя так, чтобы ты мог с пользой служить мне. Самое сильное наказание слишком слабо для тебя! Марш сюда, раб, нагнись!
