— Синкбарз! — вскричал наш герой. — Какой дьявол принес вас в Маргет?
— Д'ужба, ста'ик! — отвечал достопочтенный Огастес Фредерик Рингвуд, именуемый в общежитии виконтом Синкбарзом (ибо это был он). — Д'ужба и па'аход «Го'од Кенте'бе'и»!
С этими словами гость протянул Брэндону указательный палец правой руки, который тот умильно пожал в обеих ладонях.
— Уазве не мило с моей ста-аны, что я приезжаю утешить вас в этой п'аклятой дыре, а, Джордж? — сказал милорд после первых приветствий.
Брэндон побожился, что рад ему чрезвычайно, — и это была истинная правда, потому что, едва увидав виконта, он тут же решил занять у него денег ровно столько, сколько сможет выкачать из юного аристократа.
— Сейчас уаскажу вам, как это получилось, мой мальчик: понимаете, я стоял у Лонга, когда, вд'уг — о небо! — я узнаю, что мой почтенный уодитель прибыл в го'од! Провалиться мне, если я не натолкнулся в Парке на нашу п'аклятую семейную ка'эту — с мамашей, сестрицами и со всеми прочими, — как раз, когда я катил в кебе с Полли Томкинс! Я сейчас же вернулся домой и говорю: «Ну их к че'ту! — говорю я Тафтханту. — К че'ту, мой мальчик, говорю, я только что видел моего уодителя, мне по'а смываться!» — «Как, — говорит Том, — назад в Оксфорд?» — «Нет, — говорю, — этто не п'ойдет! Куда угодно, на к'ай света, к че'ту на рога! Ага, знаю: я поеду в Ма'гет, навещу моего ста'ого Джорджа — кто мне помешает?» Взял да и поехал на д'угой же день; и вот я здесь, и нас с вами ждет обед в гостинице, и шесть бутылок шампанского во льду, и лососина: так что — никаких отказов!
Брэндон и не подумал отказываться: хорошее угощение в веселом обществе его тем более соблазняло, что был он в унынии и душевном расстройстве, — и он пообещал приятелю отобедать с ним в ресторане.
Джентльмены еще немного побеседовали. Мистер Брэндон был хитрая бестия и превосходно знал то, что заподозрил, несомненно, и читатель, а именно, что лорд Синкбарз был полный болван; но он был лордом, и Брэндон высоко чтил его. Лорду мы прощаем глупость; человек может быть каким угодно насмешником среди обычных людей, но если перед ним высокая особа, то тут природа или же инстинкт делают его благосклонно слепым; божественность служит оградой [64] не только королю, но и всей титулованной знати.
— Так это и есть та девица, как я понимаю? — сказал милорд, хитро подмигнув Брэндону. — Я о той маленькой, бледненькой, что открыла мне дверь. Приятная малютка, честное слово, Джордж, старина!
