Так он мечтал и мечтал, наш Альнашар-живописец. [47] Вскоре он уже обосновался в доме на Ньюмен-стрит, где двери открывал у него лакей. Верхний этаж занимала Каролина, его жена, а ее портрет произвел фурор на Академической выставке. Бок о бок с нею Андреа Фитч — о, как он это чувствует! — способен достичь всего на свете. Пять или шесть карет дежурят у его подъезда… По сто гиней за поясной портрет! Леди Фитч, сэр Эндрю Фитч, цепь президента Академии — всевозможные яркие видения плыли перед его умственным взором; а так как драгоценным условием его возвышения была Каролина, он решил с него же и начать и незамедлительно обеспечить его за собой.
Но… какое разочарование! Сойдя в три часа к обеду на этот прельстительный tête-à-tête, он увидел стол, накрытый на четверых, и во главе его — мисс Каролину, залившуюся (как всегда!) румянцем; напротив нее служанку Бекки, улыбающуюся во весь рот; а направо, по длинной стороне стола, мистера Брэндона: сидит преспокойно и чувствует себя как дома, точно занимает это место целый год.
А вышло так, что, едва только Фитч удалился, Брэндон, движимый ревностью, сейчас же задал тот же вопрос, что и художник; и дамы не должны уж слишком возмущаться Каролиной за то, что она после некоторых колебаний и борьбы с собой согласилась на неожиданную просьбу Брэндона. Вспомним, что девушка выросла в семье, державшей пансион, что она привыкла постоянно вести дела с жильцами своей маменьки и до настоящего времени полагала, что среди них она в такой же безопасности, как та молодая особа, которая разгуливает по Ирландии с золотою тросточкой в песне мистера Томаса Мура. [48] Но, к чести Каролины, мы должны признаться, что вопрос о допущении Брэндона к столу она все же разрешила не без колебания. Она сознавала, что питает к нему совсем особые чувства, каких еще никогда не внушал ей никто из жильцов или других мужчин, и поэтому сперва пыталась противиться. Но победило не только желание, а и самая скромность бедной девушки. Следует ли ей избегать мистера Брэндона? Не должна ли она подавлять в себе чувства, порождающие в ней пристрастие, и вести себя по отношению к нему с тем же безразличием, какое она выказала бы ко всякому другому в сходных обстоятельствах? Разве мистер Фитч не будет, как всегда, обедать за ее столом? Ему же она не отказала! Такими доводами она успокаивала свое сердце. Глупое хитрое сердечко! Оно знало, что все эти доводы — ложь и что она должна избегать этого человека; но она была готова ухватиться за любой предлог для встречи и таким образом заключила некоторую сделку со своею совестью. Обедать он будет; но и Бекки тоже будет обедать с ними — как ее защитница. Бекки громко рассмеялась, услышав эту новость, и с превеликим удовольствием заняла свое место за столом.
