Быть женой моряка, видимо, нелегко. Может быть, не всегда нужно осуждать женщину за то, что терпение однажды переполнит ее до краев и выплеснется вдруг наружу. Человек человеку рознь, и испытывается он различным образом, поэтому нелепо где-то требовать от него больше, чем он может...
Мне не доводилось переживать ничего такого подобного, я не испытывал еще основательно ни грусти расставаний, ни трепетной радости встреч, потому что меня некому было провожать и некому встречать. Я как-то не ощущал одиночества, и вдруг вот эта история с Кузиным не то насторожила меня, не то пробудила во мне чувства, когда-то загнанные глубоко внутрь. Она заставила меня вспомнить свое прошлое и убедиться в том, что тогда, в юности, и любовь-то, в общем, была у меня не настоящая, коль я не боролся за нее. Какая же это любовь, если она проходит, если мог с ней так безболезненно расстаться?..
— Всем вниз! — распорядился я громче обычного. — Срочное погружение!
Мостик опустел, я последним юркнул в люк, задраил крышку, и над нами сомкнулась расступившаяся на миг морская пучина.
До противолодочного рубежа, который предстояло нам форсировать скрытно, было около четырех часов среднего хода. Лодка уже находилась на нужной глубине, и в центральном посту установилась деловая обстановка. Моторы работали ритмично, в унисон им пощелкивал лаг, шуршали перья самописцев, изредка раздавались короткие слова докладов и команд.
Мне не давали покоя раздумья о том, что означало появление на берегу жены Кузина в такой ранний час: то ли она прощалась с ним навсегда, то ли дала знать, что передумала, справилась со своей слабостью и что будет его ждать, как ждала прежде. Тут я поймал себя на мысли, что чужая боль заставила меня вспомнить Лиду, или, как величают ее у нас на лодке, доктора Лидию Владимировну.
За день до нашего ухода в плавание Лида уехала в свое Отрадное, и мы как-то странно с ней расстались. Она пришла на лодку, всем офицерам пожала руку, а мне сказала:
— Вы, Антон Васильевич, так и остаетесь моим должником.
— Хорошо это или плохо? — спросил я полушутя.
— Для кого как! — В ее загадочном взгляде сверкнуло что-то лихое, чертовски озорное. —Вы когда-то обещали показать мне море...
Я скорее угадал, чем увидел, как ее глаза, мечтательно-лукавые и словно настороженные, смотрели мне прямо в душу, и я неожиданно оробел:
— Готов исполнить любое ваше желание.
— И это правда? — вскинула она тонкие дужки бровей. — О, рабыня будет владеть миром! — Тут она вдруг рассмеялась неожиданно звонко, так что я буквально опешил и в растерянности спросил:
