Когда я сказал, что для этого требуется доброволец, первым вызвался Романцов. Признаться, я не ожидал от него такого. Просто тогда еще мало знал матроса. Вскоре Романцов, одетый в гидрокомбинезон и обвязанный страховочным концом, уже стоял на мостике. Рассказав, как все надо сделать, я попросил его время от времени давать о себе знать ударом молотка о корпус.
Только Романцов высунулся из ограждения рубки, как очередной вал накрыл его, схватил в свои цепкие объятия. Над морем висела густая ночь. Пошел сильный дождь. На мостике включили прожектор, чтобы осветить кормовую надстройку. Луч света лишь на несколько метров пробивал мглу. Романцов в темноте продвигался медленно, на ощупь, с усилием преодолевал каждый метр. Когда на лодку накатывалась очередная волна, он всем телом прижимался к палубе, потом полз дальше. Не помню уже, сколько прошло времени, когда Романцов добрался до лючка и проник в надстройку. Знаю одно, что и там ему было не легче. В сплошной темноте он стал вывинчивать болты. Озябшие руки слушались плохо. Когда Романцов поднимал молоток, чтобы толкнуть болт, вода отбрасывала руку в сторону.
Около часа работал Романцов. Когда мы подхватили его у двери, он еле держался на ногах и, переведя дыхание, доложил:
— Ваше задание выполнил...
Тогда ведь Романцов тоже мог «сплоховать». Все было на пределе сил. Волна могла смыть его за борт. Но он не думал об этом как о чем-то устрашающем и невозможном, а, подвергая себя риску, шел делать нужное нам дело. Наверное, вот от таких людей, как Романцов, и идет мудрость жизни.
Дальше, от письма к письму, нет-нет, да и появится какой-то штрих, раскрывающий Романцова с новой для меня стороны.
«Только что пришел с работы. В общежитии, на удивление, тихо. Ребята разбрелись кто куда: в кино, на танцы, просто побродить по берегу реки. Речушка у нас здесь не ахти какая большая, но уж больно красивая. Вода в ней чистая-чистая. И берега ее кажутся не каменистыми, а сосновыми. Высокие деревья плотной стеной обступили ее с обеих сторон и словно стерегут, чтобы не сменила она свое русло. Среди этих вечных часовых речушка похожа на извивающуюся голубую тропинку. И название ей дано поэтическое — Извилинка.
Перед окнами общежития на той стороне дороги стоят две лиственницы. Их корни взбугрили слежавшийся застарелый дерн, раскинулись вширь и крепко сплелись. Высоко в небе дремотно покачиваются их вершины. С высоты им виден весь наш город, лес, который стоит и молчит, вблизи— темный с серебром, а вдали — ультрамариновый.
