Где-то под Смоленском [сетевая публикация] | страница 4



— Два дня тому, мальчики, поехала я навестить моего майора, — говорит бабушка. — Уж, думаю, в последний разочек. И сама я старуха древняя, и ему срок отпуска в могиле выходит. Скоро призовёт его небесный командующий. Может, ангельские погоны выдаст, а может, обратно на землю отправит, приглядывать за людьми. Да только будет это уже совсем другой человек…

Говорит бабушка, а у самой глаза этак поблёскивают. Может, от старости слезятся, а может, и нет…

— Приезжаю, — говорит она, — а могила-то потревожена.

— Как потревожена? — вскидывается клирик.

Оборачивается ко мне бабушка, а лицо у неё такое, что в лицо смерти смотреть легче.

— Аккуратно потревожена, — тяжело отвечает она. — С умом. Подождала я, посидела спокойно рядом, причуялась, разобралась как могла. Сперва участок обиходили, прибрали, сорняки выпололи, и только потом саму могилу раскапывать начали. А раскопали — ямы не оставили, землю вернули на место, холмиком положили. Не будь я сама ведьма, и не заподозрила бы зла.

— Зачем же это? — пугается Серёжа.

Я чаю отхлебнул. Жду разъяснений.

— Была бы я моложе хоть лет на двадцать, — говорит бабушка, — сама бы негодяев выследила и зубами загрызла. Но ушло моё время, Коля. Оттого вас прошу, тебя — и Серёжу. Уважьте стариков, живую — и мёртвого.

Я рад стариков уважить, особенно прабабушку. Но сперва мне бы самому разобраться. Понять, что к чему. А я понял всё, кроме одного.

При чём здесь Серёженька?!

Речь о мертвеце. О мертвеце, дорогом для бабушки. С какой стороны ни зайди, это — моё дело! Ко мне вопрос! И как к родственнику, и как к специалисту по делам кладбищенским. Но бабушка не сразу ко мне обратилась. Первым делом она позвала в гости своего Серёжу приютского и только подгадала так, чтоб я его у неё на кухне застал. Это даже не обида для меня, это… аномалия какая-то.

Аномалия?

У орденоносной-то ведьмы, ста четырёх лет отроду?

Думай, Коля, думай. Используй мозг.

Смотрю я на бабушку. Смотрю на Серёжу. В голове чисто, аж стерильно. Понадеялся я втайне, что бабушка мне намёк даст, но не случилось намёка. И ничего я умнеё не нашёл, как брякнуть:

— Этот майор — явно не мой прадедушка. Что с ним потом случилось? На войне убили?

Бабушка на меня глаз скосила, да так, что у меня уши точно огнём занялись. Хмыкнула, головой покачала.

— Что скрывать, — говорит, — правда это, любила я его очень. А он меня… как сестру. Его невеста в Ленинграде ждала. Умерла в блокаду. Такие, как он, один раз любят. Так мой майор и не женился. Довоевал до Победы, а потом зачах, в сорок девятом году от ран скончался.