— Следующий мой вопрос продиктован исключительно академическим интересом, — сказал Магистр. — А если секта башмачников вдруг исчезнет из этих мест… тем или иным способом… сильно ли это расстроит кого–то из местных? Не считая чудовище из Ржавого леса, разумеется.
Мэр задумался.
Он был довольно неглупым человеком, и что–то ему подсказывало, что интерес Магистра не такой уж и академический.
— Полагаю, что нет, — сказал мэр после короткого размышления. — По большому счету, всем наплевать. Есть башмачники, нет башмачников…
— Кстати, а почему их называют именно башмачниками?
— Они всегда ходят в деревянных башмаках, — объяснил мэр. — Круглый год.
— Довольно прозаичная причина, — вздохнул Магистр. — Похоже, это очень скучная секта.
— У нас маленький город, — повторил мэр. — Я слышал, по–настоящему интересные секты есть в столице Иллинора, но вот с ними король Сигизмунд как раз борется.
— Ну что ж, пожалуй, мне все ясно, — сказал Магистр. — И прежде чем я оставлю вас наедине с вашим обедом, мне хотелось бы уточнить последний вопрос. Если вдруг смотритель маяка… ну, словом, если это место окажется вакантным, вы рассмотрите мою кандидатуру?
— Не вижу причин, почему бы мне этого не сделать, — сказал мэр.
— Тогда продолжим наш разговор позже, — Магистр резким движением встал, отодвинул стул и вышел из кафе.
— Эльза! — крикнул мэр официантке. — Пожалуй, унеси минералку и налей мне сто граммом вашего бренди. А лучше — двести.
* * *
Если бы какой–нибудь проезжавший мимо художник решился бы запечатлеть на холсте маяк и прилегающую к нему часть берега, ему пришлось бы использовать много серой краски.
Мыс был серым, камни, из которых сложили маяк, были серыми, камни, разбросанные по берегу, были серыми, над всем этим висело низкое серое небо, а серое море катило к серому берегу свои серые волны.
Магистр нашел картину вполне удовлетворительной и не раздражающей глаз. Маяк оказался даже чуть выше, чем он думал, и за неимением более приличных башен вполне мог сойти за временное пристанище. Магистр любил жить в башнях, или, на худой конец, в пентхаусах. Корни этой любви гнездились в его туманном прошлом, о котором он предпочитал не распространяться.
Подойдя к маяку, Магистр снял темные очки и постучал в крепкую деревянную дверь.
Трижды.
Ногой.
Прошло некоторое время, прежде чем за дверью послышались неясные шорохи, а потом она распахнулась и на пороге возник нынешний смотритель маяка. Это был плотно сбитый бородатый старикан из тех, что могут дать фору иному молодому.
