Название этому уже существовало, тому, как она жила, точнее, тащилась по своей колее ни жива ни мертва, но все же рассеянно выполняя задачи и обязанности, отнимавшие множество времени, истощая капля за каплей свои силы. Тем не менее, работая, она держалась прямо, так что никто не замечал или не хотел замечать того, что она винила саму себя за усталость и инертность, того, что она просила у медсестры прощения за свой визит, которым она перегружает систему, когда наверняка есть более неотложно нуждающиеся в помощи пациенты в очереди, несколько раз огибающей квартал. Название этому было автоматическое управление.
Именно так она жила, на барахлящем автоматическом управлении. Как автомат.
То, что с Лаурой происходило сейчас, было чем-то простым и счастливым: обычное, хорошее самочувствие, она сама. Больше нет полутрупа, еле висящего на волоске жизни или, напротив, на волоске смерти. Сразу же, как только она почувствовала себя нормально, она осознала, на какое глубокое дно опустилась и как до ужаса легко забыла, каково это — жить, просто существовать, находясь в нормальном состоянии, в том состоянии, которое для большинства людей является естественным.
Все происходило медленно и тяжело; сколько же лет потребовалось на то, чтобы открыть дверь, позвать на помощь, потянуться к людям! Почти столь же медленно и тяжело было теперь понять: почему все происходило столь медленно и тяжело?
Лаура задумалась об ошибке длиной в десять лет и о том, как ужасно это выглядит вблизи. У людей должен быть встроенный брандмауэр, система защиты, которая, скажем, спустя год начинает ограждать от жизненных ошибок и бесполезных трат.
Когда началась терапия и когда вернулось чувство юмора, Лаура разревелась прямо посреди улицы, забыв на мгновение, кто она есть. Потом она плакала до тех пор, пока не выплакала все слезы. Ее горести были выстраданы.
Большой рослый дуб не следует высаживать сразу. Лаура начала меняться под влиянием происходящих вокруг незначительных событий, внешнего окружения, и это длилось долго, прежде чем осенившая ее догадка коснулась ее собственной жизни, ее дел и ее личной ситуации.
Лаура уже собралась, чтобы уйти, все было подготовлено, и вот теперь пропал муж — тот мужчина, который никогда не совершал ничего спонтанного. На этот раз его исчезновение было физическим. А ничего другого и не оставалось.
На первом вираже внешнего круга Лаура затосковала по чему-то радостному, оранжевому, желтому, по ноготкам и настурциям. Однажды осенью в сумерках она посадила в землю первую луковицу — на место тесно сгрудившихся пыльных одуванчиков и пыреев, вокруг низкого дорожного знака.
