— Что на речке делается, я про все знаю. Тут все мне подвластно, земли и воды, духи и плоть.
Антон и Васька еще отступили назад, переглянулись и разом, словно по команде, кинулись бежать.
Вид у деда был колдовским. А после того, как он сказал ребятам, что знает про все, что приключилось с ними, сомневаться не приходилось. Это он сам над ними измывается. Мстит за то, что драную сетку у него с тына сняли.
Остановились, чтоб перевести дух возле самого Васькиного дома.
— Заметил, у деда в волосах тина осталась? — спросил Антон.
— Нет.
— А заметил, что у него нога маленькая, а там, на берегу, отпечаток — во какой, с лапоть? Нога не его.
— Если дед — оборотень, так он все так подстроит — не узнаешь.
Дома у Антона спросили:
— Опять не повезло?
Он отмолчался. Мать собрала на стол.
Отец еще не ушел на работу. Это был редкий случай. Завтракать они будут вместе с отцом. Обычно отец уходил в правление или в поле, когда дети еще спали.
За столом Антон проглотил немного супу и поперхнулся. К удивлению отца и матери у него изо рта несло дымом. Отец положил ложку. Мать потянулась за полотенцем. Антон сидел неподвижно с раскрытым ртом и округлившимися глазами.
— Курил? — спросила мать.
— Ы-ы, — невнятно ответил Антон.
— У костра надышался… — высказал догадку отец.
— Ыгы, — охотно согласился с ним Антон.
Завтракали молча. Антон старался за двоих. Отец и мать многозначительно переглядывались.
«Хорошо, что „дымоход“ открылся при отце, — подумал Антон. — Не будь его, мать дала бы „прикурить“».
Мать хотела, чтобы дети пошли в отца. Курить — совсем не курит, а работает до черноты под глазами. Носится по полям на велосипеде, как будто в колхозе нет хороших лошадей. Мать его за это поругивает, говорит: «Тоже председатель, называется. Ешь вот куриную лодыжку, да поправляйся. Велосипед из-под тебя вытащу и продам. Чем лошадей жалеть, себя пожалел бы».
Отец отшутится как-нибудь, скажет, что лошадь такой нагрузки не выдержит, наденет парусиновый картуз и уедет. Мать поворчит вслед: «Лошадь не выдержит, а сам-то, сам-то двужильный, что ли. Почернел весь». И снова успокоится.
Сама вертелась с утра до ночи. Семья за ней, да еще и хлеб печет для трактористов, комбайнеров, шоферов.
Каждый день по десять золотистых караваев.
После завтрака отец подмигнул Антону и вышел во двор. Антон бросился вслед за ним.
— За рыбой не ходи, — сказал отец. — Она сейчас не ловится — сенокос. Днем отдохнешь, а к вечеру собери всех ребят, которые повзрослей, и во вторую бригаду на ночь. Со дня на день косовицу начинать, а у них сено в копны не уложено. Пересохнет. Лист осыпется. Поможете. А курить не надо, не смей. Ну, по рукам.
