— Шутите, — усомнился Антон.
— Тут, брат, не до шуток. Им дай волю — с квасом съедят.
— Гы-ы… шутите, — снова не поверил Антон.
— Ты что, не веришь? Правда. Клянусь матерью, — зашептал Васька над самым ухом Антона.
Отец одернул его:
— Ты чего это, дурень, матерью клянешься?
Антон начисто забыл зачем пришел, как только Пухов стал рассказывать.
— В загон к лошадям повадились. Как только стемнеет, они тут, как тут. Днем в трубах на кирпичном заводе отсиживаются и всякие каверзы устраивают, а на ночь — к лошадям, кататься. Это тебе шутки, да?
Антон посмотрел на Пухова пристальнее: хоть бы улыбнулся, тогда ясно было бы — шутит он. Так нет же, Пухов сердито плюет на ладони, снуют переплетаясь пальцы, шнурок становится все туже и длиннее.
Когда Антон сказал Ваське насчет сена, отец неожиданно выпалил:
— Марш! На двое суток посылаю тебя на сено. День, ночь, день, ночь. Вернешься без мозолей — выпорю.
* * *
У рыжего Афоньки вся родня рыжая. И отец, и брат старший.
Отец семейства, старый Деркач, — известный в селе человек. Он любит читать газеты и все на свете знает. И про здоровье Чемберлена и про катастрофу дирижабля, и про самое главное — будет война с германцем или не будет.
Афонька — известный среди ребят. Он ровня всем, кто меньше его. Потому что сидел в каждом классе по два года, со всеми учился и от всех отставал. Хоть убей его, он ничего не запомнил из того, что в школе проходили. Но зато умел делать такое, чему даже отличники завидовали. Не моргнув глазом он глотал за деньги пуговицы. Серебряные монеты глотал без дополнительного вознаграждения.
Умел Афонька разговаривать не своим голосом. Тем, кто называл его рыжим, Афонька неизменно отвечал: «Я — рыжий Афонька — попробуй тронь-ка». Афоньке было шестнадцать лет, а двенадцатилетние считали его своим сверстником. Был он сильным и откровенно дурашливым.
Антон и Васька пришли к Деркачам не без робости. Старик любил задавать всем ребятам села один и тот же вопрос, который многих ставил в тупик.
Вот и на этот раз он, встретив ребят у порога, спросил:
— А что, вы вдвоем могли бы против моего Афоньки сдюжить?
— Вдвоем — нет, а один на один можно, — дерзко ответил Антон.
Деркачу не понравился его ответ. В белесых зрачках блеснула искорка злости. Он решил взять Антона с другой стороны.
— Батько что ж, переживает?
— А чего ему переживать? — не чувствуя подвоха, простодушно переспросил Антон. — Ему переживать некогда. Работает.
— Работает, — согласился Деркач. — Хозяин он добрый. А выговор ему все же влепили. За покупку рысака.
