Из своего укрытия Никитка видел, как пришёл одетый в меха человек и убил сначала Никифора, а потом Алексашку. Мальчишка испытал мстительную радость от гибели своих мучителей, но быстро сообразил, что его тоже убьют, и почти перестал дышать за своим бревном. Он пытался молиться, но в голове его гудело, слова путались, и не было в них ни веры, ни надежды.
Когда двое страшных чужаков направились к нему, Никитка не выдержал — вскочил на ноги и кинулся бежать. Только его прыти хватило шагов на пять-шесть — колени подогнулись, дикая боль пронзила бок. Окружающий мир поехал в сторону, и беглец распластался на холодных камнях.
Гуэркен постоял над неподвижным телом, потом ногой перевернул его на спину и поудобней перехватил копьё.
— Это, наверное, их детёныш, — сказала девочка и присела на корточки. — Смотри, деда, у него и мужское есть — совсем как у человека! Разве у демонов бывает?
— Конечно, — кивнул старый охотник. — Иногда они почти во всём подобны людям — сразу и не отличишь.
Никитка лежал, закрыв глаза, слушал звуки незнакомой речи и пытался не дышать в отчаянной надежде, что его примут за мёртвого. Вдруг что-то легонько коснулось его лица и волос на голове.
— Но он тёплый, деда! И... красивый. А вдруг это человек, только другой?
— Человек? — призадумался Гуэркен. — Вряд ли. Но осторожность не помешает — давай на всякий случай перережем ему горло. Тогда его дух не сможет вредить нам. На, возьми!
На поданный ей сланцевый нож девочка не обратила внимания — она вновь погладила подсохшие Никиткины кудри:
— Какие мягкие! И лицо... Смотри, деда, совсем бледное — не как у нас!
Мальчишка не понял ни слова, но почувствовал, что маленькие тёплые пальцы теребят его немудрёное мужское хозяйство.
— Хи-хи! Деда, а деда! Помнишь, ты обещал подарить мне белого щенка?
— Конечно, помню, Луноликая. Но он ещё сосёт живот своей матери.
— Я больше не хочу щенка! Подари мне вот этого — ведь ты нашёл его!
— Мы нашли его вместе... — слегка растерялся Гуэркен. — Зачем он тебе?
— Хочу! Буду с ним играть!
— Да? Но... Как-то...
— А я хочу! Дай! А то обижусь!
Некоторое время старик молча стоял, опираясь на своё копьё. Он размышлял.
В истории каждого мира бывают узловые точки. Обычно это какое-то мелкое, незначительное на первый взгляд событие или эпизод. Тут всё дело в том, что окончиться он может по-разному, но оба (или больше) исхода абсолютно равновероятны. И в этой точке, начиная с этого момента, тропа истории раздваивается. Возникают как бы два параллельных мира, которые могут развиваться в разном времени. Ничего этого Гуэркен, конечно, не знал. Он просто выбирал оптимальное решение. И выбрал.
