Месяц взошел выше, серебром обливая далекие поля и леса, выступившие в его свете.[470] За далекими полями и лесами открывалась всё дальше и дальше светлая мгла.
— Благодарю тебя, господи, помилуй меня,[471] — сказал себе Пьер, вернувшись к костру, лег и заснул.[472]
* № 269 (рук. 96. T. IV, ч. 2, гл. XIV).[473]
<Лиловая шавка,[474] привыкшая к Пьеру во время его соседства с Каратаевым,[475] радостно визжа, подбежала к Пьеру.[476] Пьер приласкал ее[477] и пошел за нею.[478] У крайнего костра сидело и лежало человек 20 пленных, и между ними Пьер узнал Каратаева по его круглой фигуре и по звуку его добродушно веселого, спорого голоса. Каратаев, видимо, и не думал о своем прежнем товарище, ему было так же хорошо с новыми.
Между солдатами шел оживленный говор.[479]
— А что ж <ты> говоришь, конина поганая. Она поганая, да она сладкая.
— Вишь, кобылятина полюбилась. Чистый француз, ребята… Хранцузам она гожается, потому — нехристи.
— Ведь что сделали, идолы — мишень из икон поставили. Стало черти. А как они, братец ты мой, на это скверны, что чистоты никакой. Ему всё одно… — слышались голоса.
—[480] Стадо большая, соколик, и дурные и хорошие есть, — сказал голос Каратаева. —[481] А вот говорили, что он соборы пожег. Все целы. Глянул я с мосту. Вся краса божья целехонька стоит, потому нельзя ему божьего дома разорить, так-то.[482] А, Петр Кирилыч, что, как бахилочки мои служат? — спросил он, увидав Пьера.
— Ничего, хорошо. Вы как шли?
— Да тоже ничего.[483] Петров-то ведь обманул их… (Это был убежавший солдат.)
— Да, да, — сказал Пьер. Сесть со всеми вместе ему не хотелось; а одинокие беседы его с Платоном теперь кончились. Он сказал еще несколько слов и,[484] отойдя от костра, сел на траве>.
* № 270 (рук. № 97. T. IV, ч. 2, гл. XIII, XIV).[485]
Про пленных, видимо, было забыто при общих распоряжениях о выступлении и теперь, когда вспомнили о них в половине дня, им велено было как можно скорее догонять выступившие уж колонны и поступить в назначенное место. Конвойные торопили пленных, пленные сами радостно торопились:[486] им предстояла большая радость движения и перемены места, которой они были лишены столько времени. Когда отворили двери всех балаганов, то пленные, как стадо баранов, давя друг друга, бросились к выходу с громким говором, заглушавшим крики конвойных солдат.
Когда все пленные вышли на поле, конвойные отделили пленных офицеров от солдат (Пьер, разлученный с Каратаевым, попал в число офицеров) и, строго подгоняя отстающих, быстро повели их вверх через поле…….. к Калужской заставе.
