Изустный период в г. Покровске | страница 3
Часы отстригли «без пяти одиннадцать». Голос мой стал «комнатным» от сипоты. И тогда я понял, что прочел нечаянно целую лекцию. Меня очень благодарили. Я здорово устал. Книги Маяковского разобрали. Записались в очередь на них. Уже на улице — Брешка затихала и уличка гудела электростанцией — председатель спросил:
— Простите. Я хотел вас спросить — есть ведь, наверно, руководство поэтическое? Теория, так сказать. Действительно учиться надо. Да, учиться.
Меня встречали на улице потом так:
— Здорово! С приездом! Слушай, правда это ты Маяковского здорово читаешь? Я зайду. Почитаешь?
В библиотеке среди закупленных книг я видел Маяковского «Для голоса».
А один раз слышал такой спор. Некто в форменной фуражке ругал и поносил Маяковского. Председатель горячо защищал: «Надо уметь читать», — говорил он.
Дома у себя я всех сагитировал. За чаем жарят цитатами из Маяковского: «Чаи гони, — говорит отец, — гони, поэт, варенье».
И из больницы, где работает отец, приехала маленькая женщина-врач. Жила она по разным заграницам, с Розой Люксембург чуть ли не друг была, а теперь живет за городом при больнице и презирает «новых». Приехала и первым делом:
— А ну-ка, прочтите. Ни слова не понимаю из этой бездарности.
Пришлось прочесть, и, видно, очень понравилось. Потому что молчала весьма огорченно. И уехала обиженная.
В Саратов приезжал Маяковский. Весь кружок ездил на его лекции. Ночью возвращались. Многие пешком. Мороз. Семь верст замерзшей Волгой. Приехали туго набитые Маяковским и восторгом. Только одна учительница заявила, что «Маяковский неврастеник…»
А братишка мой, саратовский студент, рассказал: звал он одного своего профессора на Маяковского. Тот ответил:
— Нет, спасибо. Надоела мне эта «згара-амба».
— Так ведь то Каменского.
— Ну-у! Значит спутал. Все равно не пойду.
Разные слухи поплыли из Саратова.
Бодро пришел Маяковский в гублит и представился. А там спрашивают:
— А кто это такой Маяковский?
Это в гублите-то! И будто кричал Маяковский на всю Немецкую.
А еще будто ходил он по гостинице «Астории» утром в одних трусах. Принимал воздушные ванны. Может быть, это вранье.
Принимал ли Маяковский ванны, так и не знаю, но что баню мне за это в кружке задали, это знаю, и очень хорошо знаю.
— Что же это ваш Маяковский? — укоризненно говорили кружковцы, нехорошо без штанов-то.
И крыть было нечем.
Владимир Владимирович, будете еще в Саратове, ходите в брюках.
Когда стали толстые и тощие журнальчики блефать на Леф и Маяковского, друзья мои из клуба Халтурина ходили огорченные: