Закончив обязательную школу, я захотел продолжить обучение. Видя мое рвение, отец договорился с монастырем в Ноле. Мы выехали на рассвете и, когда мы прибыли на место, то увидели перед собой великолепную церковь.
Пока мы ждали, неожиданно появился местный мальчишка. У него была гладко выбритая голова, круги под глазами и, постоянно оглядываясь вокруг, он заклинал моего отца увезти меня отсюда, потому что здесь происходили ужасные вещи.
Подошел монах. Отвел отца в сторону.
Мне не удалось расслышать, о чем они говорили, я лишь заметил, как они холодно попрощались.
В поезде на обратной дороге отец объяснил мне, что монах запросил у него двести тысяч лир в месяц в качестве платы за пансион, то есть сумму, равную его зарплате, а помимо этого предъявил много других нелепых требований.
Я положил голову на свой картонный чемодан и, пока притворялся спящим, слушал, как родители обсуждали этого монаха-придурка и проклятия отца в адрес всех лицемерных служителей церкви.
Я же тем временем размышлял о том, чего смог бы добиться в жизни, если бы у меня была возможность продолжать обучение.
Тогда в первый раз я почувствовал запах поражения. Самый первый.
Сейчас я хочу рассказать вам о тридцати годах моей жизни.
Тридцать лет познания.
Это не очень просто для меня, во многом потому, что и сегодня я пытаюсь осознавать, рассуждать. В мысленном полете я мог бы описать во всей гармонии мои открытия, но познание дается нам не за школьной скамьей. Все, чему я научился, что осознал, понял, я встретил в переулках, общественных уборных, темных убогих подворотнях.
Вот они-то и были моей настоящей школой, моими учебниками, моими домашними заданиями. И никто никогда не приглашал меня на пляж или еще куда-то. В какое-нибудь романтичное место.
Но пойдем по порядку.
После того, как я был вынужден оставить школу, я сразу пошел работать.
Моим первым местом работы была траттория, я обслуживал столики и именно тогда произошел мой первый контакт с миром взрослых.
Разговоры, взгляды, что я чувствовал на себе, которые преследовали меня, неизменные спутники моей юности, смущали меня, пугали. Но в то же самое время и волновали меня, они вызывали во мне воспоминания о событиях из прошлого, о первых десяти годах детства.
Я перебираю сейчас в памяти эти взгляды, и у меня возникает лишь один вопрос: «Я был маленьким мальчиком… почему же они смотрели на меня, как на девочку? Ведь я же был мальчиком!»
Я помню этих людей: взрослые мужчины, сплетники и невежды, с тяжелым винным дыханием, рыгавшие прямо за столом, что всегда крайне веселило их.
