Я не понимал, что же произошло.
Я сел за стол, молчаливый и задумчивый. И как всегда никто не обратил никакого внимания ни на меня, ни на мою молчаливость.
Четырнадцать человек за столом и тысячи неразрешенных проблем: как могли они заметить ребенка, который придумывал игры, сводящие с ума от наслаждения его взрослых приятелей?
Часто я спрашивал себя, они были извергами или все-таки я.
Однозначно верного ответа я так никогда и не нашел.
Я вспомнил о столе в нашем доме. Это был большой круглый стол. Каждый, кто возвращался домой, брал стул и, попросив соседа подвинуться, устраивался ужинать.
В доме стоял непрекращающийся грохот стульев, приборов и посуды, к которой добавлялся звон все новых приборов и тарелок. И было очень просто, сделав полный круг за столом, оказаться опять на исходном месте.
Одним из последних доброхотов, подвозивших меня, был молодой парень. Он не проронил ни слова, пока искал подходящее место. Тогда я начал отклонять все подворотни, что он выбирал. Я вынудил его кружить очень долго до тех пор, пока он в раздражении не остановил резко машину у поля с бараками. Несколько минут мы провели в полном молчании. Я положил голову у окошка, глядя в пустоту. Внезапно я почувствовал, как его рука сжимает мне затылок. Силой он схватил меня за голову и засунул ее у себя между ног.
Во рту у меня оказался его член. Первое ощущение было, что я задыхаюсь, и, плача, я попытался вывернуться. Но его огромная рука твердо держала мою голову, все продолжалось несколько мгновений. Затем он сразу же заставил выйти меня из машины. По дороге домой у меня в носу стоял запах его сырой разгоряченной плоти.
Я оставил ту работу, сейчас уже не помню, почему. Я устроился рассыльным в бар. В мои обязанности входило разносить кофе по конторам и магазинам. И неизбежно я всегда влюблялся в кого-нибудь. В хозяина, бармена, клиента. Правда, это были три года без сексуальных отношений. Но я отчетливо осознавал, что что-то со мной было не так. Однажды кассирша из бара, где я работал, засунула свой язык мне в рот. Мне это очень понравилось, но я понимал, что мужчины привлекали меня гораздо сильнее.
Все это очень смущало меня, мысли, такие огромные и болезненные, овладевали моим детским разумом.
«Кто они? Почему?» непрестанно пытал я себя. Я продолжал задавать себе эти вопросы, будучи уже взрослым.
Я переживал глубокий кризис самоопределения личности.
А еще я испытывал чувство вины. и это чувство преследовало меня постоянно.
