— Ну пойдем, засиделись, клоуны уедут, — предлагает он. Дружелюбно, но поспешно.
Слишком, пожалуй, поспешно. Из чего Яся делает вполне логичный вывод, что это только ей одной хочется лежать в траве на расстоянии вытянутой руки, смотреть в небо и никуда, совершенно никуда, ни к каким клоунам, ни к каким раскопанным курганам не идти.
Они отряхиваются и карабкаются дальше вверх, подбадриваемые открывающимся видом, и доходят до плато на вершине, оттуда открывается вид на Малмыги, допускающий наличие внизу черепичных крыш, витых колоколен и розового барокко, но ничего этого, конечно, нет, у подножия — нелепый Ленин, спичечные коробки панельных двухэтажек и окурки частных домиков с огородами.
На плато разбито несколько разноцветных палаток, поодаль — расковырянный котлован с лепестками установленных на разных уровнях маркеров. Возле котлована на ковриках вповалку лежат люди, больше всего сборище напоминает партизанский отряд в воюющей непонятно с кем и почему постсоветской стране; вместо автоматов и гранат рядом с ними разбросаны щеточки, скребки, совочки и прочий мирный, почти дачный скарб. Подойдя ближе, Яся замечает, что отдыхающие внимательно рассматривают карту.
— О, а мы как раз тебя ждали! — оживляется один из них, пират в обернутой вокруг темных волос красной бандане.
Он говорит по-белорусски, и Ясе приходится прилагать усилия, чтобы разбирать смысл сказанного — с родным языком у нее туговато.
— Думаем, откуда в западное захоронение заходить. Что посоветуешь? На средней высотке — только пепел и зубы.
Ясин собеседник нависает над картой, медитирует минуту, а потом тычет пальцем в какую-то точку.
— Тут, — говорит он коротко.
— Нелогично, — тотчас же возражает один из партизан.
— Ша! — обрывает его пират и повелительно приподнимает руку.
Все пальцы унизаны перстнями. Неестественно желтый, без медноватого глянцевого отблеска, цвет золота подсказывает, что перстни не куплены в ювелирном магазине, а взяты из земли.
Пират добавляет, царственно кивнув на Ясиного спутника:
— Никогда не ошибается! Никогда!
Яся думает, как это необычно: натягивать себе на палец перстень, снятый с мертвеца. Именно так: не покупать на блошином рынке фамильную драгоценность, принадлежавшую чьей-то прабабушке (и найденную в шкафу после ее смерти), но доставать перстень из кургана, находить в кофре рядом с погребальной урной или снимать с беловато-желтой кости, плоть на которой сгрызли время и черви. Мыть его, чистить от прилипшей могильной дряни и после этого водружать на руку, на свою, живую и теплую кожу. Для того чтобы поступить так, не боясь кошмаров, нужно быть настоящим археологом. Ну или патологоанатомом. Что во многих смыслах — одно и то же.
