— На себя смотри чек не выбрось! Иначе жена тебя обратно в гипер, в отдел садовых гномов, сдать не сможет!
Пропев это и не ощутив нужной разрядки, она удаляется в сторону библиотеки, сверкая молниями и громыхая громом.
Она вешает на дверь табличку «Ушла топиться» и волочет велосипед со спущенной шиной в сторону дома. Насос помещен над центрирующей муфтой сидения и время от времени падает в песок. На пути ей встречается мудрый пролетарий, из тех, что какого угодно прохожего готовы научить быть смекалистым трудящимся, — так вот он, закусив фильтр у сигареты и болтаясь в своих резиновых сапогах, выдает:
— Манюня, у тя колесо на ободах! Покрышку покоцаешь!
Сказав это он удаляется, кажется, в направлении Зимнего или, быть может, броненосца Потемкина, у него много дел там и вообще, а Яся садится на землю и начинает в отчаянии опять прилаживать шланг к штуцеру, и у нее, конечно, ничего не получается, и она уже не бесится, нет, она просто тихо плачет. Рядом присаживается некто, какая-то тихая тень в панамке, с острыми локтями и пятидневной щетиной. Тень извлекает из своего рюкзака изоленту, что-то там подкручивает в нипеле, где-то прижимает, и в несколько энергичных качков доводит камеру до звенящей твердости. Затем быстрыми, ловкими ударами ладони возвращает перекошенную центрирующую муфту сиденья в рабочее положение, мурлыча под нос:
— Ну вот, пит-стоп пройден. Можно обратно на трек «Тур де Франс».
— Я на нем топиться еду, — признается Яся.
— Топиться — это хорошо, — бодро замечает незнакомец, что-то подвинчивая в «Орлике», доводя не доведенные производителем детали. — Древние белорусы верили, что утопленницы превращаются в русалок, а русалки — это, во-первых, красиво. Но древние белорусы не оставили инструкций о том, во что превращаются велосипеды после утопления. В кольцевой трал для сбора ламинарии? В гидродрагу? Вам ведь не хотелось бы жить на дне, прикованной к педалям ржавой гидродраги?
— Не хотелось бы, — вяло соглашается Яся.
— Тогда давайте-ка лучше я докачу велосипед до вашей штаб-квартиры, а по дороге расскажу вам, как прекрасна жизнь и как мокро под водой.
— Меня Яся зовут, — представляется Яся.
— Очень приятно! — незнакомец снимает панамку и кланяется.
Он черен от загара. Над его правой бровью — росчерк шрама в форме чайки. Ему все те же двадцать с небольшим.
— А ты помолодел. — Она смотрит ему прямо в глаза.
— А я думал, не узнаешь.
Яся, не отрывая взгляд, произносит, воспроизводя его интонации десятилетней давности:
