Обучать батальон должны были два месяца, но после шести недель в лагере солдат отправили на фронт. Перед этим «сортирной команде» выдали сапоги.
— Глядите! — упредил фельдфебель. — Пропьете снова – отправитесь в штрафники. На сей счет есть указание. А то взяли моду. Весь тыл в солдатских сапогах ходит[19], а на фронте солдаты босые. Казна для солдат ничего не жалеет: кормят от пуза, сроки носки обмундирования и сапог отменили, меняют по потребности[20]. Оружие есть у каждого, не то, что в начале войны, когда винтовок не хватало, и приходилось ждать, когда кого-то убьют или ранят, чтобы забрать. Только воюй!
К фронту шли пешим маршем. Прибыли к вечеру. Батальон раздергали по частям. Взвод Прова попал в третью роту, второго батальона Могилевского полка. Командовал ротой подпоручик, годами как бы не моложе Прова. Но на груди его красовалась медаль, на левом рукаве – нашивки за ранения. Из других офицеров в роте имелись два прапорщика. Командовать взводом определили Корнеича – унтеров в роте не хватало. А вот отделенными поставили опытных фронтовиков. Прову и Прохору достался ефрейтор Поздняков – степенный дядька годами за тридцать.
— Сейчас – на кухню ужинать, — сказал он пополнению. — После размещу.
Покормили их хорошо: кашей с мясом. Хлеба дали – не съесть, и Пров спрятал остатки в мешок.
— Правильно, — одобрил Поздняков. — С утра чаю не будет.
— Отчего? — удивился Пров.
— В наступление пойдем, — пояснил Поздняков. — Воевать лучше натощак. Ежели пуля или штык в брюхо, то с пустым, может, и выживешь. А вот с полным точно помрешь. Каждому дадут по банке консервов, чтобы после того, как германца выбьем, поесть. А сейчас – за мной!
Их отвели к землянке, куда солдат набилось, как сельдей в бочку.
— Некогда новую рыть, — сказал Поздняков, — да и незачем. Завтра нас здесь уже не будет.
Солдаты кое-как улеглись на нарах. Было так тесно, что ворочались по команде – по одному не получалось. Так вот и мучились ночь. На рассвете их подняли и вывели в траншею. Солнце поднималось за спиной, день обещал быть ясным и безветренным.
— Готовьтесь! — предупредил ефрейтор. — Проверьте оружие, снаряжение. Противогазы – особо.
— Их-то зачем? — спросил Прохор.
— Германцы газы готовят, нас об этом упредили. Так что подгоните ремни плотно. Ручные бомбы умеете кидать?
Солдаты промолчали.
— Ясно, — усмехнулся Поздняков. — Недоучили. Позже покажу – тем, кто выживет.
Солдаты занялись оружием. Пров загнал обойму в магазин «манлихера» и передернул затвор. Поставил оружие на предохранитель, примкнул штык. Привычные действия успокоили его. Ночью он плохо спал – не столько от тесноты, сколько от тяжких дум. Предстоящий бой страшил. Выживет он или сгинет? И как это выйдет у него – колоть штыком живого человека? Чай не свинья, а Божья душа. Мысли эти не давали покоя, и забылся он только к утру. Сон был жутким. Вот Пров бежит в атаку, а навстречу ему немец: огромный и здоровенный, как деревенский кузнец Кузьма. В руках у германца винтовка с блестящим штыком, и тот метит им Прову прямо в живот. «А я вечор брюхо набил», — с ужасом вспоминает Пров и пытается отбить своим штыком германский. Но руки почему-то не подчиняются, и острая сталь входит ему в живот. Пров пытается закричать, но голоса нет…
