– Павлик, а дай-ка мне эти веретенца, – попросил он.
Паша протянул чехол с ножами, Михалыч вынул ножи из гнезд, повертел и сказал:
– На половине из них, Павлик, заточка плохая, крадет эффект. Сейчас.
Подошел к своему огромному ящику, отпер его, и оказалось, что внутри целая мастерская: наковаленка, круги, мусаты, точило, молоточки, маленькая печь и много чего еще. Так у нашего коллектива появился свой мастер ножей, кузнец, знаток любого режущего железа Михалыч, знаменитый когда-то на весь Союз оружейник и эксперт. Никто из наших не спрашивал, почему тот, о ком писали газеты, о ком сняли два документальных фильма (это мне Барский рассказал), оказался в глухой провинции и почему так легко согласился поехать с передвижкой. А сам он не распространялся на эту тему.
Михалыч постучал вилкой по тарелке, народ примолк. Мастер поднялся и протянул Давиду Вахтанговичу сверток:
– Владей, Давид. Только осторожно, прошу тебя, он может быть опасен даже для хозяина.
Давид Вахтангович развернул синюю ткань, и мы увидели нож. Нет, Нож. Я тогда ничего не понимала в клинках, но этот завораживал. Он был как застывшее движение, как кусок света, как длинный осколок узорчатой воды, как лепесток булатного цветка. Невероятно прекрасный и очень опасный, да. Михалыч поднял с земли кусок веревки толщиной примерно в два пальца (такими увязывали в тюки сено для лошадей и ослика Яшки), подбросил в воздух. Давид Вахтангович просто подставил клинок – и на землю упали два куска веревки.
Позже, все в том же Сухуме, друг и двоюродный брат, директор ликероводочного завода Гурам Гвазава предлагал Давиду Вахтанговичу за этот нож три золотых червонца времен Александра Третьего, но шпрех от обмена отказался.
– Почему, дзмао[24], дорогой? Этих денег на хороший кусок старости тебе хватит! – горячился темпераментный грузин. Давид Вахтангович помолчал и негромко сказал:
– У меня с жизнью с некоторых пор заключен договор, Гурам. Следуя ему, я не забочусь о будущем, потому что это бессмысленно. Мне важно, как я прожил свой сегодняшний день, утром предполагая, что он может быть последним.
Самое лучшее в цирковых междусобойчиках – это, конечно, разговоры. Анекдоты, рассказы о старом цирке, о знаменитых артистах, смешные байки и даже легенды. Как во всяком довольно закрытом сообществе, здесь свои понятия о хорошем и плохом, о вечном и преходящем. И они несколько отличаются от общепринятых, потому что в цирке работают совершенно другие правила. В ту ночь пожилой тренер-берейтор
