По такому случаю, следуя обычаю, многие женщины красовались в свободно наброшенных на плечи шалях, их прически были украшены цветами, так же принарядились и несколько девушек, из тех, что постарше, хотя они еще и не заплетали волосы в длинные косы, как это положено женщинам. Нашлись и такие, кто оделся в платья с вышивкой по вороту, будто сегодня и в самом деле был праздник. Бо́льшая же часть мужчин и мальчишек, напротив, пришли на луг без курток, а кое у кого даже завязки на воротах рубах были распущены. Эгвейн никак не могла взять в толк, почему им это позволили. За работой женщинам было так же жарко, как и мужчинам.
В дальнем конце луга, в просторных загонах из жердей, держали как уже остриженных овец, так и тех, что ожидали купания; за животными приглядывали мальчишки лет двенадцати и старше. Пастушьи собаки, вольготно разлегшиеся поблизости от загонов, для подобной работы совершенно не годились. Мальчишки должны были с помощью деревянных пастушьих посохов загонять овец в речку, а затем, после купания, не позволять им ложиться на землю и не давать вновь испачкаться. Когда животные обсохнут, мужчины на этой стороне луга приступят к стрижке шерсти. Остриженных овец мальчишки отгоняли обратно в загон, а настриг мужчины относили к дощатым столам, где женщины шерсть сортировали и складывали для упаковки в кипы. Они вели счет, и им нужно было внимательно следить, чтобы шерсть овец от одного хозяина не смешалась с шерстью овец от другого. Эгвейн заметила, как у деревьев по левую руку от нее на длинные столы, установленные на козлах, часть женщин уже начинали раскладывать еду для полуденной трапезы. Если Эгвейн будет хорошо выполнять то, что ей поручено сейчас – носить воду, – то, может, не через два года, а уже на следующий ей разрешат помогать с едой или с сортировкой шерсти. Если она всегда будет делать работу лучше всех, то впредь больше никто не назовет ее снова ребенком.
Эгвейн стала пробираться сквозь толпу, неся ведро то двумя руками, то одной, время от времени меняя руку, иногда приостанавливаясь, если кто-то просил зачерпнуть ковш воды. Вскоре девочка вновь вспотела, на шерстяном платье проступили темные пятна. Возможно, мальчишки, расшнуровавшие вороты рубашек, поступили так вовсе не по глупости. Она старалась не обращать внимания на малышей, что носились вокруг с обручами, гоняли мячики или играли «в собачки».
Всего пять раз в году собиралось столько народу: первый – на Бэл Тайн, который уже миновал; второй раз – на стрижку; затем – когда купцы являлись за шерстью, но до этого целый месяц, а то и больше; потом – когда снова приезжали купцы, но уже за выдержанным табаком, после Дня солнца; и осенью, на День дураков. Конечно, были и другие праздники, но ни одного такого, когда все собирались бы вместе.
