—А где же мне еще быть? — невежливость срывается раньше, чем я успеваю погасить негодование на этот нетоварищеский тон. Теперь придется выслушать тираду о том, что журналист должен быть всегда на переднем крае. Судя по всему, передний край — это очередное заседание с дежурной повесткой. Надо «отразить» в печати выступление Мироновой.
—Но ведь мы уже писали на эту тему, двух недель не прошло, разве вы не помните — целая полоса?
Она не слушает, вернее, воспринимает в моих словах только одно — несогласие. Голос ее крепнет, в нем появляются непреклонные ноты, меня начинают убеждать в важности проблем воспитания. Теперь держись!
Вошла Юлька, мы работаем с ней за соседними столами уже целый год. По моему лицу она все поняла и вслушалась: с кем это я «завожусь»? С досадой замахала, потом громким шепотом посоветовала:
— Брось, не связывайся!
Знаю, знаю, что ты скажешь: «У тебя есть редактор, пусть он и решает, о чем писать, о чем не писать, а ей ты сама ничего не докажешь». Старые песни. Сколько раз мы уже говорили об этом — договориться не можем. Юлька считает, что глупо наживать лишних врагов. А я твержу, что на наших глазах человек превращается в какую-то функцию.
— Ну и пусть превращается, тебе что? «Фун-кци-я»— I солидности-то сколько. — И она заливается неудержимым хохотом.
— А помнишь, Юлька, еще в прошлом году в школе разве Миронова такой была? Нормальная молодая учительница, застенчивая даже. И признавалась, что не очень понимает разницу между сбором и классным часом... Вспомни, как мы с ней сидели после уроков.
—Зачем мне это помнить? Теперь-то она не учительница в школе, а завотделом.
—Да что в ней от этого изменилось, объясни ты мне!
Юлька обзывала меня наивной, идеалисткой, и как бы я ни спросила и ни обижалась, а про себя должна была сознаться, что сужу Миронову с какой-то беспощадностью.
Я постоянно сравнивала.
На заседание придется пойти. А там — посмотрим. Что-то уж очень она воинственна сегодня, дело, видно не только в ее выступлении.
В кабинете Мироновой вдоль стен рассаживали женщины всех возрастов — от нежно-розовых вчера них выпускниц пединститута до пергаментно-желть старушек из числа неизменных почетных гостей. Н сколько знакомых вожатых. Одни кивали дружески другие — холодно, в зависимости от того, какого рода материал шел в газету из их школы.
Прежнее чувство несогласия опять начало овладевать мной, а так хотелось быть сейчас спокойной, объективной. Ну почему, почему в разговоре о детях участвуют всегда только женщины? Хоть бы раз зашел п слушать умница Виктор из отдела пропаганды или Саша — душа человек и непререкаемый авторитет для всего актива. Я понимаю, у них ударные стройки, гигантские заводы — такая уж область. Но разве эта Нина из Березинска с почерком отличницы и дикой путаницей в голове или подыгрывающие ей мальчишки — разве они со своими проблемами такое уж маленькое, домашнее дело, что его можно решать в узком семейном кругу?
