Мне кажется, я все-таки разгадала загадку орла. Чудесного спасения нет. От погибели можно заслониться только собою, спастись своей болью, кровью... И в этом для меня навсегда правда о войне.
ТРЕЩИНЫ НА АСФАЛЬТЕ
На нашей улице, там, где уже разобрали кирпичные завалы, построили три длинных аккуратных барака, обнесли их забором, сделали ворота с будкой. Из ворот каждое утро выходит солдат, за ним — пленные немцы. Слово «пленные» объясняет нам все: словно нарочно перепутанную одежду — немецкие френчи без погон с русскими ватниками и ушанками, добродушный и мирный вид. Они смотрят спокойно по сторонам, улыбаются нам и даже насвистывают веселые песенки. А один немец носит с собой губную гармошку. Он достает ее на улице из кармана и играет негромко, в такт шагам. Можно подумать, что это совсем не те люди, которые бомбили, грабили, расстреливали. Те остались на войне. А эти готовы дружить с нами и, когда заглядывают в дома, чтобы обменять дрова на хлеб и картошку, всегда ругают Гитлера и фашистов.
Немцы ходят отстраивать наши «дворцы». Начали с самого высокого, шестиэтажного.
Сначала сгребли и вынесли на носилках все, что когда-то обрушилось. Потом меж уцелевших стен начали делать заново этажи с лестницами, полами, потолками.
Каждый вечер, когда со строительства все уходят, мы пробираемся знакомой тропинкой, вытоптанной в бурьяне нашими ногами. Поднимаемся с первого этажа на второй, на третий. Заглядываем во все коридоры и закоулки. Потом устраиваемся на свежеструганных досках, излучающих в сумерках слабый солнечный свет.
Дом уже очнулся от небытия и начал жить, забывая, каким он был недавно. Он не нуждался больше в детском покровительстве. Наше перешептывание мешало ему слушать новую гулкую тишину только что оштукатуренных комнат.
Внизу у входа появилась табличка. Чернильным карандашом на обрезке доски написано: «Посторонним вход запрещен».
Это не для нас, разве мы посторонние?
Скоро с улицы построили леса. А когда их сняли, на стене под крышей обнаружилась толстая побеленная гирлянда — то ли фрукты, то ли цветы. До войны этого здесь не было. Словно новая важная морщина на лбу.
Только со стороны двора еще видна была закопченная кирпичная кладка со щербинами от осколков и пуль.
Дом заселили, и он стал совсем чужим. Рядом, в деревянном павильончике, открыли промтоварный магазин. Уже можно было покупать без талонов и карточек.
К открытию магазина вся наша дворовая команда в полном составе являлась к дверям. Переждав взрослых, мы устремлялись в знакомый угол, где с края прилавка расположилась витрина с игрушками. Можно было бесконечно разглядывать разложенные под стеклом неправдоподобно прекрасные — почти настоящие! — детские часики на черном ремешке.
