— Понимаете, такие велосипеды, чтобы можно было быстро ехать в любой дождь по лесу или полю.
Ребята, никогда в жизни, не стоявшие за прилавком, были одни в этом самодельном магазинчике. Может, их кто-нибудь и подстраховывал издалека, но они встречали своих покупателей и рассчитывались с ними сами. И каждая покупка превращалась для них в увлекательное действие.
Здесь не имела значения практическая ценность вещи. Во всех этих салфеточках и коробочках слишком видно было ребячье старание и характер. Выбирать приходилось между строгостью пенала и простодушием тряпичного ежа. Мне нравился и пенал, и еж — девочка по моему лицу это понимала и ничуть не спешила. Она охотно делила со мной удовольствие, рассматривая заново знакомые богатства.
Мальчик первым почувствовал, что надо помочь. Он посмотрел на очки в моей руке и деликатно тронул замшевый зеленый футляр, перевитый по краю коричневым шнурком. Конечно, над ним трудилась застенчивая, легко краснеющая мамина любимица и помощница — решила я и сунула в замшу иззябшие на морозе очки.
Несколько лет среди бумаг хранился у меня узкий листок чека, аккуратно выписанного по-немецки. 15 марок — мой крохотный взнос, отметка о вступлении в благородное братство маленьких берлинцев. Зеленый футляр уже поистерся, но еще исправно служит. Когда берешь его, будто касаешься детской руки. Это напоминание: «Ты с нами?»
Я с вами. И с ребятами в синих блузах, певшими в комсомольском клубе под гитару «Левый марш» Буша, а потом наше нежнейшее «Полюшко-поле». И с Верне-ром Энгстом, усталым человеком с внимательными глазами, рассказавшим мне о самой первой своей встрече с русскими. Это было в мае 1945 года, в лесу под Берлином, где голодные мальчишки искали, чего бы поесть. Их окликнул солдат с автоматом на груди и красной звездой на пилотке. Помертвевшие от страха ребята не посмели убежать и покорно пошли следом, нз надеясь больше увидеть свой дом и маму. Солдат привел их к полковой кухне и дал каждому по котелку каши и куску очень вкусного черного хлеба.
Через несколько лет Вернер Энгст стал комсомольцем, а потом руководителем пионерской организации ГДР. Его дети хорошо знают ту семейную историю. И их дети тоже будут знать. Вернер рассказывал мне ее морозной ночью в пионерском лагере, после утомительного дня, переполненного совещаниями и встречами. Он был нездоров, но не согласился отменить встречу с советским корреспондентом. Сказал, что ответить на мои вопросы важно и для него самого.
