Дневник обезьянки (1957-1982) | страница 63
– Но я его люблю, поймите, – сказала я.
– И вы меня поймите, – ответил он. – Я как увидел, что вы такая маленькая, так и перепугался.
Нас вытолкали на полутемную лестницу и проводили до самого выхода. Удивленные арабы провожали взглядами единственную, надо думать, парочку, которую выставили отсюда вон за настоящую, а не фальшивую страсть.
Мы дошли до стоянки такси и вернулись в свой шикарный отель, где можно заниматься чем заблагорассудится.
1969
Когда мы только познакомились с Сержем, он жил у своих родителей, на авеню Бюжо. Я пришла к нему, когда он давал интервью, в котором не отказал себе в удовольствии представить собственную версию разрыва с Бардо – вариация на тему знаменитой песни «Я тебя люблю… Я тебя тоже нет». Я жутко стеснялась и не выпускала руки из японской коробки печенья. Серж, воодушевленный успехом песни, не обращал на меня внимания и во все глаза смотрел на Лоранс – очень красивую жену актера Ива Лефевра, который и брал у него интервью. Она полулежала на кушетке, безупречно, как все француженки, одетая: довольно длинная юбка из шотландки, белые чулки, туфельки с золотыми цепочками, шарфик от «Эрме», повязанный на ручке сумочки от «Шанель», бархатная полоска вокруг головы… Она воплощала собой идеал парижской экзотики, и я видела, что Серж находит ее восхитительной. Немного позже, когда я распевала что-то в ванной, Серж вдруг спросил меня: «А ты не хочешь спеть со мной “Я тебя люблю… Я тебя тоже нет”?» – «Конечно хочу», – ответила я, во-первых, потому, что считала эту песню очень красивой, а во-вторых, потому, что мне категорически не нравилась мысль о том, что он будет сидеть в тесной кабине звукозаписи с такой секс-бомбой, как Мирей Дарк. Он сыграл мне мелодию на фортепиано, и после этого я больше не желала слушать оригинальную версию песни, настолько страстно это звучало. Разумеется, я пела на октаву выше, и Серж решил, что это потрясающе, – нечто вроде детского голоска из церковного хора… В итоге мы поехали в Лондон, в крупную студию звукозаписи «Фонограм», расположенную в районе Мраморной арки. Серж сидел в километре от меня и махал мне руками, чтобы я, поглощенная звуками дыхания, не ошиблась с высокими нотами. Если я ничего не путаю, тогда же я спела прелюдию Шопена «Джейн Б.», которая, разумеется, нравилась мне намного больше, чем «Я тебя люблю… Я тебя тоже нет», поскольку была практически моей визитной карточкой. «Голубые глаза, каштановые волосы» – все это звучало чуть ли не как первая страница моего паспорта. В Париж мы вернулись с записанным диском. Поселились мы в отеле «Отель», в подвале которого был оборудован ресторан, состоявший из нескольких отдельных ниш. Там поздним вечером собиралась на ужин шикарная публика. У них имелся проигрыватель, и Серж поставил «Я тебя люблю… Я тебя тоже нет». Посетители вдруг перестали жевать и замерли с ножами и вилками в руках. Серж шепнул мне: