[80]. Мне хотелось бы быть недотрогой, но тогда придется проститься с любовью. До встречи с Джоном я была
such a good girl[81], благопристойной до тошноты. Если мужчина подкатывался ко мне с определенной целью, я говорила: «Нет», потому что была для этого слишком
bloody good[82]. Я могла лечь с мужиком в постель, потому что хотела его до всхлипа, но в последний момент всегда останавливалась; мне внушили, что это нехорошо, и я оставляла беднягу страдать от разочарования. Если хорошенько подумать, какой же дурой я была! Сколько возможностей я упустила! Я могла бы любить Джона совсем по-другому, так, как он любит меня, то есть будучи зрелым человеком. Я помню каждый раз, когда мы с ним занимались любовью, и о каждом могу рассказать тебе в подробностях; я помню ночь, в которую мы зачали Кейт, помню эти чудные мгновенья в Манчестере – тогда он не скрывал, что жаждет меня; и в замке на южном побережье, и в его квартире в доме 69 по Кадоган-сквер… Честно говоря, все это происходило в то время, когда я играла в спектакле «Отель „Цветок страсти“». Но вот что меня тревожит: каждый раз повторяется одно и то же. Почти каждую ночь я злюсь на него за то, что он спит; злюсь на него за то, что он столько работает, – хотя нет, я злюсь на него за то, что он занят всем, чем угодно, кроме меня. Иногда, если я знакомлюсь с каким-нибудь парнем и ясно вижу, что он был бы не прочь со мной переспать, во мне свербит мысль: «А что, если я позволю себя соблазнить?» Это любопытство внушает мне беспокойство. Предполагалось, что в последние шесть недель он будет половину времени посвящать работе, а вторую половину – отдыху. Он написал великолепную симфонию, и я им горжусь, но я-то надеялась, что у нас будет что-то вроде медового месяца, а послезавтра мы уже уезжаем.
Во время моего последнего визита к мистеру Шнайдеру он выписал мне таблетки и сказал: «Вы должны воздерживаться в течение хотя бы двух недель». – «Ничего страшного», – ответила я. Мистер Шнайдер очень удивился: «Да, но как это воспримет Джон? Для мужчины даже десять дней – это много, а у вас и так был трехмесячный перерыв из-за ребенка». Меня так и подмывало сказать ему: «Да ему на это плевать, он и три недели может ко мне не прикасаться. Видите ли, я его не так уж сильно привлекаю». Разумеется, я не сказала ничего подобного – еще не хватало, чтобы за ним закрепилась репутация странного и холодного мужчины, что неправда – он чудесный, и я его люблю. «О да, бедный Джон!» – вздохнула я, и доктор Ш. рассмеялся: «Ну ничего, вы еще свое наверстаете!» Я чуть не разревелась.
