Дневник обезьянки (1957-1982) | страница 51
Майорка
Сижу на бортике бассейна. Солнце не печет, хотя совсем не холодно. Кейт с каждым днем становится все краше и часто улыбается, особенно если ей пощекотать губки или грудку. Прелесть моя. Она еще в роддоме пыталась поднимать головку, и все медсестры в один голос твердили, что она отлично двигает шейкой, ручками и ножками. Сейчас, когда она улыбается, она улыбается по-настоящему, и смотреть на нее одно удовольствие. Я могу часами держать ее на руках и наслаждаться, глядя на нее. Вот она открыла ротик и вздохнула, но продолжает спокойно спать. Недавно она немного поплакала во сне, и мне стало не по себе. Ужасно видеть, как ее крохотное личико все сжимается. Когда она кричит, то делает это с такой яростью, что на меня нападает смех. Она уже умеет заливисто смеяться – подозреваю, что эту манеру она переняла у Бекки, – но все же для двухмесячного младенца это необычно. Бекки говорит, что никогда еще не видела, чтобы такой маленький ребенок умел так смеяться. Ручки и ножки у нее стройные и очень красивые – как у Джона.
Я уверена, что она так или иначе станет актрисой. Крестить ее мы будем здесь, в частной часовне. Предполагается, что крестный отец и крестная мать должны быть католиками, но в нашем случае ничего подобного не будет – ни Эндрю, ни Линда никакие не католики. Возможно, мне предстоит выслушать ряд упреков, потому что я тоже не католичка. На самом деле единственный истинный католик среди нас – это Джон, но его отношение к религии я назвала бы прохладным. Он в разводе, у него есть внебрачный ребенок и было два гражданских брака, которые церковь не признает. С их точки зрения, Кейт – незаконнорожденное дитя, а мы живем во грехе. Следовательно, у него трое незаконных детей. Надеюсь, что граф[77] знает, о чем говорит, когда объясняет, что Эндрю и Линде во время обряда можно будет молчать. Он сказал, что предупредил остальных, что все мы – католики, и, если нас прямо спросят, не отрицать этого, а пробормотать что-нибудь невразумительное[78]. Я считала, что католики пойдут на все, лишь бы заполучить в свое стадо еще одну овечку, но, судя по всему, здесь, на Майорке, они более требовательны[79].
Майорка
Чувствую себя ужасно виноватой. Я проснулась и проплакала несколько часов. Глаза у меня жутко опухли. Не знаю, с кем мне поговорить. Джон спит, но он все равно меня не поймет, если я вдруг решу перед ним исповедаться. Сейчас мне кажется странным, что каких-нибудь два года назад я думала, что нравлюсь мужчинам сама по себе, а не потому, что у них на уме только секс, но теперь я понимаю, что все обстоит с точностью до наоборот: если мужчина проявляет ко мне интерес как к человеку, это значит, что я не привлекаю его как женщина. Иногда, просыпаясь, я представляю себе, как можно заниматься сексом стоя или в ванной, – все вокруг постоянно об этом говорят, подсмеиваются, подмигивают друг другу, и Джон охотно в этом участвует, и только я ничего об этом не знаю: я никогда не занималась сексом на лугу или на морском берегу. Только в постели или на полу. Выглядит это довольно мерзко, но мне надо знать наверняка. Я хочу быть настолько желанной, чтобы ему не хватило терпения дождаться, когда мы придем домой. А в машине? Я бы не прочь попробовать. Но больше всего мне хочется быть желанной, хотя я ни за что не сделаю первый шаг и не стану никого соблазнять. Мне опротивело быть сексуально привлекательной, в смысле привлекательной исключительно в плане секса, и меня постоянно, в том числе сегодня, гложет чувство вины. Мне нравится секс, но из-за этого я чувствую себя легкодоступной,
