— Что вам угодно?
— У нас назначена встреча с мессере, — не поведя бровью, ответил Винченцо, кладя на поднос невесть откуда вытащенную визитную карточку.
— Прошу вас.
Дворецкий чуть поклонился и провёл их в большую комнату, темноватую и прохладную, заставленную самыми странными предметами. Довертон огляделся, присвистнул, посмотрев на скульптуру из черного дерева, изображающую странное вытянутое лицо с полузакрытыми глазами и длинными, почти до плеч мочками ушей, погладил пальцем большую розово-перламутровую раковину и покосился на чучело громадной пятнистой кошки.
— Не вполне обычное изображение тиртханкара, — сказал он, возвращаясь к скульптуре. — Лицо слишком вытянутое. Вообще работа выглядит современной…
— Это моя дочь делала, — ответил мужчина, вошедший в дверь гостиной. — Лаура ещё маленькой путешествовала с нами, довольно долгое время мы провели в Раджастане. Тамошний храмовый комплекс, Ранакпур, мне до сих пор снится иной раз… Но простите, ради всех богов, вы пришли по делу, а я болтаю!
— Добрый день, мессере, — Винченцо почтительно поклонился. — Разрешите представить вам моего друга, Джона Довертона из Люнденвика.
— Прошу вас, садитесь! Из Люнденвика, говорите? Там я прожил несколько лет, не мог оставаться здесь после смерти Филиппы. Прекрасный город, хотя, конечно, ничто в мире не сравнится с Луккой. Выпьете что-нибудь? Белого вина со льдом?
Хозяин дома позвонил в колокольчик, и сухопарый дворецкий возник в дверях; выслушал распоряжение и мгновенно вернулся с подносом, где стояли три бокала и серебряное ведерко со льдом, из которого торчало горлышко бутылки. Разлив вино, Паскаль Гуэррани пригубил его и одобрительно кивнул:
— Нет ничего лучше в такую жару, чем охлаждённая «Верначча». Пора бы уже похолодать, оливам сентябрьская жара на пользу не идёт… Итак, Винченцо, о чём ты хотел поговорить?
Друзья задержались в Каза Гуэррани до вечера. Уже прозвучал последний колокол на церкви святого Мартина и часы на башне мэрии пробили девять раз, когда они попрощались с мессере Паскалем и неторопливо пошли вверх по улице к Каза Арригони.
— Паскаль тоже постарел, — сказал Винченцо. — Не так катастрофически, как Лука Белладжио, но сильно и быстро. Да что говорить, у него даже седины не было!
— Ты считаешь, это связано с семейной книгой?
— Уверен.
— Это какая-то особая магия привязки?
— Не знаю. Я никогда о таком не слышал, но я — всего лишь младший наследник…
Показалось Довертону, или в голосе друга прозвучала тщательно скрываемая горечь?
