Спустя несколько часов Уильям отправил меня обратно в камеру, обещая больше пыток в следующий раз. «Это только начало», — сказал он. Я вернулся в камеру, уставший и напуганный. Я молил Аллаха спасти меня от него. Все следующие дни я жил в страхе. Каждый раз, когда Уильям проходил мимо нашей камеры, я отворачивался, чтобы не видеть его и чтобы он не увидел меня, следуя логике страуса. Он следил за каждым заключенным день и ночь и советовал охранникам, как обращаться с ними. Я видел, как он допрашивает одного из заключенных. Я не собираюсь пересказывать, что слышал о нем, я хочу рассказать о том, что видел своими глазами. Этим заключенным был подросток из Афганистана, лет 16 или 17. Уильям заставлял его стоять на ногах и не давал спать около трех дней. Мне было его так жаль. Каждый раз, когда он падал, прибегали охранники и, крича: «Никакого сна для террористов», — заставляли его подняться на ноги. Я помню, как я ложился спать, а когда просыпался, видел, что он все еще стоит как дерево.
Каждый раз, когда я видел Уильяма, мое сердце колотилось, а он часто бывал рядом. Однажды он отправил ко мне девушку-переводчика, чтобы она передала мне сообщение от него.
«Уильям надерет тебе зад».
Я не ответил, но про себя сказал: «Да остановит тебя Аллах!» Но вообще-то Уильям так и не выполнил эту угрозу. Вместо него на допросы меня стал забирать Майкл. Он был хорошим парнем, может, он чувствовал, что у нас есть что-то общее из-за языка, который мы оба знали. А почему нет? Даже некоторые охранники приходили ко мне, чтобы потренировать немецкий, когда узнали, что я разговариваю на нем.
Тем не менее он рассказал мне длинную историю.
— Я не как Уильям. Он молодой и вспыльчивый. Я использую только свои, гуманные методы. Я хочу рассказать тебе кое-что об истории Соединенных Штатов и о войне с терроризмом.
Рассказ Майкла был простым и поучительным. Он начал с американцев и пуритан, которые наказывали даже невиновных людей и топили их, и закончил войной с терроризмом.
— Здесь нет невиновных заключенных. Либо ты сотрудничаешь с нами, и мы оба получаем от этого выгоду, либо отправишься на Кубу.
— Что? Куба? — вскрикнул я. — Я даже не знаю испанского, и вы, парни, ненавидите Кубу.
— Да, но у нас есть американская территория в Гуантанамо, — ответил он и после этого рассказал еще о Теодоре Рузвельте и всяком таком. Я знал, что меня отправят еще дальше от дома, и мне это очень сильно не нравилось.
