Через пару дней Уильям-палач забрал меня для допроса. Та же самая девушка была в роли переводчика.
— Расскажи мне свою историю, — попросил Уильям.
— Меня зовут так-то, я окончил университет в 1988 году, поехал учиться в Германию… — Я отвечал простыми скучными фактами, которые, казалось, не интересовали Уильяма. Он заскучал и начал зевать. Я знал точно, что он хочет от меня услышать, но я не мог помочь ему.
Он перебил меня:
— Моя страна очень ценит правду. Сейчас я задам тебе несколько вопросов. Если ответишь на них честно, мы освободим тебя и отправим домой к семье. Но если соврешь, то останешься в тюрьме на неопределенный срок. Одной пометки в моей записной книжке достаточно, чтобы полностью уничтожить твою жизнь. В каких террористических организациях ты состоишь?
— Ни в одной, — ответил я.
— Ты не человек, ты не заслуживаешь уважения. Встань на колени, скрести руки за шеей.
Я послушался, и он надел мне на голову черный мешок. В последнее время спина очень болела, и эта поза причиняла мне много боли. Уильям пользовался моей проблемой с седалищным нервом[10].
Он принес два проектора и направил их мне в лицо. Я не открывал глаза, но чувствовал тепло и вскоре начал потеть.
— Тебя отправят в тюрьму в Соединенных Штатах, где ты проведешь остаток жизни, — начал угрожать он. — Ты никогда не увидишь свою семью. Их будет трахать другой мужчина. В американских тюрьмах террористов вроде тебя насилуют сразу несколько человек. Охранники в моей стране хорошо справляются со своей работой, но то, что тебя изнасилуют, — факт. Но, если скажешь мне правду, тебя тут же освободят.
Я был достаточно зрелым, чтобы понять, что это гнилой лжец и человек без чести. Но он был главным, и мне приходилось слушать это вранье снова и снова. Я просто надеялся, что агентства начнут нанимать умных людей. Он правда думал, что кто-то поверит в эту чушь? Один из нас должен был быть идиотом. Он был идиотом, или он думал, что я идиот? Я бы больше его уважал, если бы он сказал: «Слушай, если ты не скажешь мне то, что я хочу услышать, я продолжу пытать тебя».
В общем, я сказал:
— Конечно, я буду честен!
— В каких террористических организациях ты состоишь?
— Ни в одной! — ответил я.
Он вновь надел на меня мешок и начал долгий разговор, полный унижений, оскорблений и угроз. На самом деле я не помню всего этого в точности, а может, я не был готов запоминать весь тот бред. Мне было очень больно, и я устал. Я пытался присесть, но он возвращал меня в прежнее положение. Я заплакал от боли. Да, мужчина моего возраста заплакал. Я просто не мог терпеть боль.
